Анна Харрелл - Вероломство

— Мой французский меня подвел. Правильно ли я ухватила основное?

Жан-Поль мельком взглянул на заголовок и улыбнулся:

— Вероятно.

За последние десять дней он сильно переменился. Он все-таки лег в больницу, где из его ноги извлекли пулю, но вопреки советам докторов выписался, как только покинул операционную. Весна в Париже всегда похожа на сказку. Опираясь на палку, он водил Ребекку из одного уголка родного города в другой. Она как-то прожила в Париже полгода, но по-настоящему так и не видела его красот.

Он рассказал Ребекке о Гизеле, о том, что он был ее «капризом», ее желанным ребенком. Но Гизела не хотела, чтобы отцом стал кто-нибудь из ее любовников. Она мечтала о честном, умном, добром мужчине… о друге. В конце 1934 года Гизела отправилась поразвлечься в колониальный Сайгон и там узнала, что Эмилия Блэкберн скончалась в прошлом году. Томас был безутешен. Гизела хорошо знала Эмилию и ее супруга. Она раскрыла объятия Томасу. И решила: он. Он будет отцом ее ребенка!

Так и случилось.

Честная, открытая женщина, она обо всем рассказала сыну, но добавила, что Томас даже не догадывается, что она забеременела от него. И взяла с Жана-Поля обещание сохранить тайну.

— Он так и не узнал? — спросила Ребекка.

— Нет, и я обиделся на него за это. Мне казалось, что он должен был увидеть во мне себя. Но, дав обещание Гизеле, что я мог сделать? Я так ничего и не сказал.

Сложив газету, он сделал несколько глотков горячего черного кофе.

— Сдается мне, — сказал он, взглянув на Ребекку из-за чашки, — что Лувр получил анонимный дар. Камни Юпитера императрицы Елизаветы.

— Я так и думала.

— Дар поступил с машинописной сопроводительной бумагой, в которой говорилось, что императрица — эксцентричная особа — любила прогуливаться среди коттеджей на Ривьере. Это было в начале девяностых годов прошлого века. И вот как-то вечером она повстречала маленькую девочку, не испугавшуюся этой странной, богатой и могущественной женщины. Они проболтали до рассвета, и за это императрица подарила девочке «красивые цветные камушки» в футляре, в знак благодарности за минуты дружбы и покоя.

— Это была мать Гизелы?

— Да.

Ребекка допила свой кофе с молоком и вытряхнула в рот две оставшиеся на дне льдинки.

— Вы получили камни у Давида Рабина?

Жан-Поль улыбнулся.

— Ты любезно включила меня в список доверенных лиц.

— И нелегально провезли их во Францию?

— Это было наиболее легким делом.

— Вы же знали, что я отдала бы камни вам. Вы могли бы продать их и получить баснословные деньги.

Он печально покачал головой. Взгляд его был направлен куда-то далеко-далеко.

— Не для этого я их так долго добивался. Они принадлежали Гизеле. Это было ее единственное достояние. Не просто достояние, а дар. Ее мать даже не думала продавать их. И Гизела не продала.

— И вы. В Лувре все, вероятно, стоят на ушах. Пытаются докопаться, от кого столь ценный дар. Что ж, они могут узнать захватывающую историю.

— Не спорю, — довольно проговорил Жан-Поль.

— Знаете, — задумчиво произнесла Ребекка, отвалившись на спинку стула, — вы могли бы оказать мне любезность.

— Все, что угодно.

Она засмеялась.

— Ловлю вас на слове, но лучше сперва выслушайте меня. Дед грозится завещать мне дом Элизы Блэкберн. Мне только этого не хватало. У меня достаточно ветхих построек. Нужно будет поправить забор, заменить трубы, арматуру, все побелить, покрасить… Вы могли бы избавить меня от всего этого.

— Ты не собираешься оставаться в Бостоне?

— Нет. Я не плачу за комнату уже два месяца. Дед, вероятно, вычеркнул меня из списка постояльцев. Я отпугиваю от него жильцов.

— Ребекка…

— Не говорите нет. Подумайте.

— Ты не понимаешь. У меня никогда не было отца. И я обещал Гизеле…

— Есть кое-кто, о ком вы забываете. Это Томас Блэкберн. Подумайте о нем, Жан-Поль. Может быть, и перемените свое решение. — Она вдруг весело улыбнулась, вскочила со стула и обняла Жерара, наплевав на странную картинку, какую они представляли: хорошо одетая молодая женщина с каштановыми волосами и потрепанный жизнью белоголовый мужчина, который выглядел лет на тридцать старше ее. — Я рада, что вы мой дядя.

Джед выключил компьютер. Работа почему-то не ладилась. Он не мог сосредоточиться. Уже два дня прошло, как они вернулись из Бостона, а он только и успел, что набрать новых заказов. Зато Май быстро нагнала одноклассников. Она начала подрабатывать курьером и мыть окна, чтобы вернуть долг деду. Ребекка прислала им карточку с видом Эйфелевой башни. На обороте была нацарапана какая-то чепуха о том, что перекати-поле должны наконец остановить свой бег. Джед не видел связи между Парижем и перекати-полем.

Он знал одно: что безумно по ней скучает.

Не находя себе места, он прошелся по крохотному дворику, затем начал возиться с геранями в горшках, что стояли на широких перилах террасы. В садоводстве он был под стать Томасу Блэкберну. Джед оторвал несколько пожелтевших листков, подошел к тому краю террасы, откуда открывался вид на город. Сан-Франциско, конечно, не Бостон, но он стал частью его жизни. Как увезешь Май от друзей? Здесь у нее все. Если Джед и решится на это, то не сейчас. Даже если это означает навсегда потерять Ребекку.

Он не мог больше думать об этом.

Послышался скрип калитки, хотя Май никогда не возвращалась из школы так рано.

— Ты не боишься землетрясений? — спросила Ребекка с ходу, поднявшись на террасу. — Я в Сан-Франциско всего два часа, но все время жду, что почва вот-вот уйдет у меня из-под ног. Конечно, у всех свои причуды. Дедушка говорит, что он не мог бы жить во Флориде из-за ядовитых змей и аллигаторов, а «папа» О'Кифи ненавидит Бостон за снегопады. Думаю, это зависит от того, как посмотреть на вещи.

— Ребби…

Она без остановки продолжала:

— Просто надо решить для себя, с чем ты можешь жить, а с чем — нет. Я привыкла к змеям, аллигаторам и снегопадам. Думаю, смогу привыкнуть и к землетрясениям.

Ребекка выдавала грандиозную домашнюю заготовку. Джед знал ее с детства и потому понимал, что она очень волнуется. От этого Ребекка казалась еще прекрасней. Увидев ее вновь, Джед осознал, что дни, проведенные в Бостоне, не были сном или преходящим капризом, что он любит эту женщину и будет любить всегда.

Не посмотрев на Джеда, Ребекка села в гамак и слегка оттолкнулась ногой. На ней был розовый саронг и сандалии. Джед не осмелился подойти к ней ближе. Она сама должна решить, хочет ли она связать свою жизнь с ним и с Май, готова ли поселиться в Сан-Франциско, понимает ли, что девочке нельзя менять школу и что его держат здесь профессиональные обязательства.

И в то же время он не сомневался, что стоит ей позвать его хоть на край света, он соберет чемоданы и не раздумывая отправится следом.