К. Такер - Десяти крошечных вздохов

Мои колени дрожали.

Я глубоко вдохнул и задержал дыхание. Раз...два...три... Я распахнул дверь и вошел в маленькое, стерильное помещение, увидев, что оно выглядит именно так, как описывал Штейнер. Белые стены, пластмассовый стул.

Одностороннее зеркало, за которым ждет Кейси.

Я сказал Штейнеру, что мне нужно извиниться лично, но я не выдержал бы, увидев ненависть в ее глазах. Так что, скреативив так, как мог только доктор с нетрадиционными методами лечения, он предложил эту идею. Подонок даже улыбнулся, когда полчаса назад изложил мне свой план. На словах все было так просто: войти, сесть на стул, дождаться красного огонька и излить душу. Я даже тысячу раз повторил у себя в голове каждый шаг, чтобы быть уверенным, что я не натворю дел.

Но теперь, увидев перед собой огромное зеркало, по другую сторону которого на меня, вероятнее всего, орала любовь всей моей жизни, мои внутренности завязались в морской узел. Думаю, меня может вырвать.

Мне нужно это сделать.

Стены и без того маленького помещения словно сжимались, когда я переставлял одну ногу за другой. И я добрался. Добрался до стула, потому что должен был. Кейси заслуживает получить от меня хотя бы это.

Как бы сильно я не хотел смотреть в пол, я держал голову прямо и пялился на собственное отражение. Я видел себя таким, каким меня должна сейчас видеть Кейси...пустым. Я подумал, мог ли услышать ее ругательства и крики, если бы сердце не стучало, как молот в наковальне.

Я ждал этого красного огонька.

И ждал.

Сердце в пятки ушло. Вылетела ли Кейси из помещения при виде меня? Ненавидит ли она меня настолько сильно? Душит ли она прямо сейчас Штейнера? Настолько ли все плохо? Будет...

Боковым зрением я заметил мигающий красный огонек и понял, что теперь она меня слышит. Мой взгляд моментально упал на пол. Я сделал три глубоких вдоха, а во рту выступило столько слюны, что на меня снова накатил приступ тошноты. Блядь. Понятия не имею, как вообще Штейнер убедил меня это сделать. Он клялся и божился, что это приведет к тому завершению, в котором я так нуждался все эти годы. Все, что я помню, — это моя кивающая в знак согласия голова, пока он говорил, а я все это время думал, что не хочу вообще никогда отпускать Кейси.

Но теперь я должен признать, ерзая на стуле и беспокойно теребя руки, как идиот, что у меня ее вообще-то никогда и не было. Все, что у меня было, — ложь, а я не могу за это держаться.

Время пришло. Я должен прямо сейчас это сказать. Это мой единственный шанс извиниться перед Кейси, а извиняться мне нужно много за что.

Заставив голову подняться, я посмотрел на зеркало и впервые встретился лицом к лицу с четырьмя годами боли, потерь и сожалений.

— Привет, Кейси.

Комок застрял в горле, когда ее имя слетело с моих губ. Я больше никогда ее не поцелую. Никогда не почувствую прикосновения ее мягких рук к моим. Никогда больше не свернусь позади нее в постели и не вдохну цитрусовый запах ее волос. У меня больше никогда и ничего с ней не будет. Я откашлялся.

— Это немного странно, разговаривать с собственным отражением в зеркале, но это единственный способ, с помощью которого я смог бы сказать все, что мне нужно сказать, так что...

Я глубоко вдохнул.

— Я счастлив, что ты здесь, с доктором Штейнером. Он — отличный доктор, Кейси. Доверяй ему. Хотел бы я, чтобы тогда полностью ему доверился. Может быть, в таком случае я бы не подверг тебя всему этому.

Я плотно сжал губы и отвел взгляд, когда меня в миллионный раз ударил этот образ. Она, рухнувшая на землю во дворе, когда осознала, кто я такой. Ее пальцы, через которые она непрестанно пропускала свои прекрасные рыжие волосы, крича «Нет!», снова и снова. Навернувшиеся слезы обожгли глаза, и я попытался избавиться от образа, заменив его воспоминанием об улыбающейся Кейси. У нее такая красивая улыбка. Она заслуживает того, чтобы снова улыбаться, даже если ее улыбка и не будет посвящена мне.

Со вновь возникшей решимостью я снова повернулся к зеркалу, и слова начали слетать с моих губ, словно я их заранее отрепетировал (что я и проделал ранее).

— Я думал... — Мой голос немного хрипел, но я все равно говорил. — Я думал, что если ты в меня влюбишься, это исправит все остальное, что я с тобой сделал. Я думал, что смогу сделать тебя счастливой, Кейси. Счастливой настолько, что если бы ты когда-нибудь узнала правду, то нормально бы к этому отнеслась.

Я склонил голову на ладони, услышав эти слова. Впервые я признал их вслух, произнеся для другого человека. Как я докатился до этого? Как вообще я превратился в эту личность? Я снова поднял глаза и слабо, криво улыбнулся.

— Насколько же это ебануто?

Теперь, когда я начал говорить, продолжать было немного легче.

— То, что случилось той ночью четыре года назад, — это худшее из когда-либо принятых мной решений. Я буду жить, жалея о нем всю оставшуюся жизнь. Если бы только я мог повернуть время вспять и спасти твою семью, спасти свою семью, спасти Сашу и Дерека, я бы так и сделал. Я бы что угодно сделал, только бы все изменить. — Я сглотнул комок в горле, который на этот раз кололся. — Саша...

Я снова наклонил голову, ощутив, как по щекам катятся горячие слезы.

Он предложил повести той ночью, а я ему позволил. Это моя вина, что он сидел тогда за рулем.

— Саша был хорошим парнем, Кейси. Ты мне не поверишь, но он бы тебе понравился. Я вырос с ним.

Я улыбнулся, вспоминая все те годы, когда летом мы играли вместе в уличный хоккей на нашей улице, заканчивающейся тупиком, а все вокруг освещали лучи садящегося солнца. Потом мы сбегали из дома и гуляли с девчонками из старшей школы. Это было прекрасное время. Я не разрешал себе думать о нем, потому что воспоминания были слишком болезненными.

— Для меня он был словно брат. Он не заслуживал того, что с ним случилось, но, это странно, но так лучше. Он и десяти минут бы не продержался с таким чувством вины. Он... — Мой голос надорвался, и я смахнул слезы. — Он был хорошим человеком.

Мой взгляд скользнул по периметру зеркала. Я думал, что же происходит по другую его сторону. Я представил себе Кейси, стоящую со стулом в руках и полыхающим огнем в глазах, готовую разбить стекло. Я это заслужил, это уж точно.

— Я знаю, что ты, должно быть, меня ненавидишь, Кейси. Ты ненавидела Коула. Так сильно. Но я — не Коул, Кейси. Я больше не тот человек.

Я глубоко вдохнул и втянутый мной воздух привнес с собой чувство избавления, которого я никогда прежде не испытывал. Штейнер был прав.

— Я не в силах исправить то, что сделал с тобой. Все, что я могу сказать, — прости. Сказать это и посвятить свою жизнь тому, чтобы дать знать другим людям, чего может стоить такая ошибка. Как сильно она может ранить. — Как они будут проводить все свои дни, раздавленные чувством вины, желая очнуться от кошмара. Или не очнуться совсем. — Это я в силах сделать. Ради тебя и ради себя.