Ирина Лобановская - Бестолковая любовь

Сева напрасно дергал брата за рукав, умоляя прекратить. Николай умолкать не желал.

— А третий вопрос? — с любопытством спросила Ниночка.

— Третий? Севка выпалил: «Лоб». Что, интересно?

— Очень, — задумчиво сказала Арбузова. — Видать, все семейство у вас немного странное. Уж очень нетипично, чтобы в конце двадцатого века увлекались именно Некрасовым. Впрочем, все, конечно, бывает… Семейство Ульяновых тоже его любило. Забыли? А насчет законов… Мы тут рассуждали о судьях. В Оксфорде во время сдачи госэкзаменов один студент-оригинал вдруг потребовал принести ему кружку пива, заявив, что имеет на это право по статье университетского кодекса, принятого в Средние века, когда Оксфорд был основан. Взяли древний закон, посмотрели — да, все точно. Принесли ему пиво. И сказали: «Но тогда с вас штраф». Студент изумился: «Какой еще штраф? Почему?» А потому, говорят, что по тому же самому закону, на который вы сослались, студент Оксфорда должен приходить на госы со шпагой. А у вас ее нет. И нет базара!

Писательница захохотала и снова запрыгала по кухне резвым зайчиком.

— Ах, Англия… Мы с Вовчиком обожаем ездить в один уютный маленький английский город. Там есть милый магазинчик, где я себе покупаю белье.

Николай ядовито хмыкнул. Ну, если сказать без обиняков и запредельных витиеватостей, то это прозвучало бы так: «Я там покупаю себе трусы»! Это же надо додуматься! И так это выразить, и вообще найти о чем рассказывать!

«Что мы тут делаем?» — грустно подумал Сева.

Комнатка для братьев оказалась небольшой, но очень уютной и чистой, с двумя диванчиками.

— Никогда бы не подумал, что у этой дамы-самоспонсорши окажется такая приятность, — пробурчал Николай, быстро смотавшийся за вещами в гостиницу. — Ты где спать будешь? Выбирай себе постелю… Хочется бросить кости…

— Валеологи рекомендуют спать только головой на север. В связи с магнитным полюсом Земли, — заметил Сева.

— Хм… И это они серьезно? Пусть застрелятся! Соображай, где я — и где полюс!

Николай подошел к окну. Дождь нудел по-прежнему. Трудился по системе долби. Бакейкин-младший рухнул на ближайший к нему диван.

— А в одежде спать нельзя. От этого одежда портится. Спать надо в постели, раздевшись, — заметил Сева.

— Зануда! Такой же, как этот дождь! — крикнул Николай. — Одежда! Да провались все на свете! Плохо мне, Севка!

— Плохо? — забеспокоился Бакейкин-старший. — Может, съел чего? Вроде все свежее было… Разве что в кафе…

— Какое кафе?! Кафе… Не! Я вот слушал эту взбалмошную бабу и думал: а зачем все это, для чего?.. Ты, я, все эти люди, этот дурацкий город, твоя Катерина, наша дорога…

Сева озадачился:

— И я думал то же самое…

— Ты думал… Он думал! Ты думай почаще! Это не возбраняется! Даже поощряется! Что там у тебя делается в глубине мозга, на десятом этаже?

Сева промолчал. Тогда Николай резко перестроился:

— Если бы я мог, я бы разрушил весь этот мир и вместо него построил новый!

— Насчет «построил» — касательно тебя сильно сомневаюсь, — пробубнил Сева.

— Застрелись! — отрезал брат. — А вот тебе поэтическая импровизация:

Сева вздохнул и машинально ответил:

Братья дружно расхохотались. Они понимали друг друга с полуслова.

— А вот я еще тут сочинил на досуге… Шагаю путаной дорогой старшего брата. Слушай…

Сева засмеялся. Николай продолжал с воодушевлением:

Сева захохотал.

— Потише! — поморщился Николай. — А то сейчас эти придут… Поинтересуются, в чем дело, кто тут так громко ржет и по какому поводу. Да и ты хорош… Гогочешь, как гусь… А ведь ты влюблен и потерял любимую! Так тебе и надо продолжать играть эту неблагодарную роль! Давай сочини ей писание. «Пошлю дролечке письмо, и мы начнем все сызнова…» На новый лад, электронное, диктую дословно, можешь даже записать, чтобы не забыть: «Как делишки? Что у тебя нового? Нет ли желания куда сходить вместе? Полетать на канатной дороге или на колесах в парке культуры? Полежать на теплом песочке у реки? Или просто где погулять, побродить неторопливо, поговорить за жизнь?»

В коридоре завопил вернувшийся, наконец, домой из кинотеатра Гриша:

— Фродо, представляете, пробирается по пещере и не видит, дурак, что сзади за ним бесшумно по стене движется демоническая паучиха! И прямо уже нависает над ним. Мы все стали ему орать: «Шухер! Сзади-и!» Не слышит, блин! Ну просто тормоз! Мы ему хором во весь голос кричали, а он так и не обернулся!

Бакейкин-младший точно предугадал будущее. В дверь тотчас осторожно, тихонько постучали, и просунулась лысеющая голова Ве Ве.

— Произошло что-то радостное? — вежливо справился он.

— Не! Пока не нашли, — сдержанно отозвался Николай. — Надеемся на вашу жену.

Утро было прекрасно уже тем, что наступило. Но на заре, когда советуют никого не будить, братьев Бакейкиных растревожили музыкальные пассажи мобильника и одновременный стук в дверь.

«Пожар», — подумал Сева и вскочил.

«Сумасшедший дом, — вздохнул Николай. — Куда нас занесла наша горькая судьбина? Зачем ей это понадобилось? Ситуация шаховая…» И лениво открыл один глаз.

— Сев, ответь мобиле! Входите! Чего зря неповинную дверь избивать?

Заскрипев, дверь деликатно приотворилась и пропустила лысоватую голову Мухина.

— Извините, простите. — Он заулыбался широко и добродушно.

Настоящий дедушка Ленин из детских книжек поры эдак шестидесятых, вяло подумал Николай, медленно спустил с дивана ноги и потянулся.

— Входите, чего на пороге околачиваться? Сев, кто там с утра пораньше сотовый мучает?

— Да Потап это, — пробубнил Сева, никак не в силах понять, что нужно от него этому неугомонному коллекционеру.

Ве Ве вошел, по-прежнему сияя во весь рот, изящно приукрашенный зубными протезами.

— Должен вас огорчить… Нет воды — отключили. И когда включат — неизвестно. Очередной пассаж судьбы.

Николай пробормотал разочарованно и вполне деловито.

— У-у! Тогда можно и не вставать.

И совершенно спокойно залег обратно на диван.

— Потап — очень милый человек. Жаль, что он так быстро уехал. Но женщины, женщины… Я понимаю. — Мухин снова заулыбался.

— Гриша, ты собираешься завтракать? — сурово поинтересовалась за дверью Арбузова.