Мария Воронова - Уютная душа

«Еще три дня беспрерывных сморканий, и я поправлюсь», — обрадовался Миллер и решил использовать это время для завершения статьи в «Вестнике хирургии». Это была не совсем обычная работа: журнал издавался для общих хирургов, Дмитрию Дмитриевичу предстояло поведать им, как можно помочь опухолевым больным с метастазами в позвоночник. Обычно такие пациенты направлялись на симптоматическое лечение, даже если сама опухоль была операбельной, а Миллер хотел убедить докторов в том, что сочетание обычной и нейрохирургической операций может продлить больному жизнь и улучшить ее качество. Работа должна была содержать не только оптимистические результаты, но и призыв к сотрудничеству, позитивный заряд, поэтому ее автор задумывался над каждым словом.

Около трех часов в дверь позвонили. Миллер никого не ждал, поэтому даже не стал считать количество звонков, уверенный, что пришли к соседям.

Но через несколько секунд дверь его комнаты распахнулась, и на пороге возникла соседка Люся с привычными словами «Я к вам в швейцары не нанималась!». За ней робко переступала с ноги на ногу Таня Усова.

Миллер остолбенел. Наверное, если бы к нему на огонек заглянула Клаудиа Шиффер, он и то удивился бы меньше.

Сердце колотилось как бешеное, руки тряслись, а в мозгу тем временем хладнокровно щелкало: «Постель не убрана, я в пижаме, повсюду носовые платки и грязные чашки, а пыль я вообще не помню, когда вытирал!»

— Здравствуйте, — улыбнулась Таня, — я вам апельсинчиков принесла и малинового варенья.

— А-а-а!.. — На более осмысленные высказывания Миллер пока был неспособен.

— Вот, держите. — Она протянула пакет, продолжая стоять в дверях. Только тут он сообразил, что продолжает сидеть на диване вопреки всем правилам приличия. Но как он встанет, если в пижаме?

Попросив Таню отвернуться, Миллер надел махровый халат.

— Вы зачем сюда пришли? — поинтересовался он против собственной воли.

В голове была ужасная каша: она пришла — значит, он нравится ей, но это слишком хорошо, чтобы быть правдой. А почему бы и нет? Заметила, что профессор влюблен, и решила не упускать свой шанс. Искреннее чувство? Не смешите, выйдя из возраста Джульетты, женщина уже не способна на любовь. Ее заменяет стремление во что бы то ни стало создать семью.

— Что ж, ход ваших рассуждений мне понятен. — Сохранять холодный тон стоило Дмитрию Дмитриевичу нечеловеческих усилий. Больше всего на свете ему хотелось обнять ее и прижаться губами к русой макушке. — Одинокий профессор, тоскующий без женской ласки, да еще больной к тому же. Идеальный объект для обработки. Пришли, изобразили любовь и заботу, потрясли тут своими апельсинами — и готово! Разомлевший дурак тащит вас в ЗАГС.

Таня улыбнулась, и ее спокойствие уязвило Миллера. Если бы она покраснела, закричала «Как вы смеете!» или что-нибудь слюняво-книжное, он укрепился бы в мысли, что имеет дело с сентиментальной дурочкой, и, наверное, дал бы ей то, за чем она пришла, то есть предложил стать его женой. Но Танина невозмутимость говорила о том, что она, во-первых, умный и сильный противник и, во-вторых, нисколько в него не влюблена.

— Но я все-таки не настолько одинок и заброшен, чтобы кидаться на первую же девушку, вооруженную фальшивой заботой!

— Дмитрий Дмитриевич, я всего лишь хотела вас проведать. Должен был Чесноков, но у него на рынке какие-то проблемы, поэтому я согласилась подменить его. Мне все равно по дороге. А ваши предположения, что я хочу женить вас на себе, просто абсурдны.

— Да что вы говорите?

— Абсурдны хотя бы потому, что я давно замужем, — сказала она и ушла, оставив Миллера полностью сокрушенным.

Таня выросла в семье сельских врачей. Родители ее поженились немолодыми, причем до свадьбы оба были сугубо городскими жителями: отец работал травматологом в одной из городских больниц, а мать считалась выдающимся эндокринологом. Оба жили со своими родителями, причем ни та ни другая сторона не выразила желания видеть у себя в квартире нового жильца.

Какие-то накопления были у обоих, но на жилищный кооператив не хватало. Поэтому решено было купить дом в Ярославской области и устроиться в обычную больничку. Врачей там не было, люди признавали на все случаи жизни единственное лекарство, и Танины родители быстро стали настоящими звездами. Рядовой травматолог превратился в начмеда ЦРБ, а эндокринолог — в главного врача поликлиники. Они работали добросовестно и никогда не отказывали односельчанам, предпочитавшим вместо долгого сидения в поликлинической очереди являться за консультацией на дом, к вечернему чаю.

Когда родилась Таня, мать отказалась от должности, оставив за собой амбулаторный прием, а основные силы направила на хозяйство и воспитание дочери.

Тане дали хорошее образование — школа в райцентре была не хуже городской, и Дом пионеров функционировал исправно. Бальные танцы, английский язык — все это у Тани было.

…Потрясенная странной выходкой Миллера, Таня, убежденная трезвенница, купила в ларьке банку джина с тоником, зашла в Таврический сад и села на первую попавшуюся скамейку.

Золотая осень уже отошла, листья, еще неделю назад радовавшие глаз яркими красными и желтыми тонами, лежали теперь в унылых бурых кучах. Кусты и деревья тянули к небу голые ветки, а само небо, цвета столовской алюминиевой ложки, грозило вот-вот разразиться дождем. К Таниным ногам в ожидании еды слетелись голуби, но у нее не было ничего, кроме джин-тоника.

«Не самое удачное время для прогулок», — вздохнула Таня и сделала глоток.

— Дурой я была, дурой и осталась, — сказала она голубям.

…Жизнь в деревне — не сахар. По утрам вся семья Усовых спешила на автобус, и преодолеть эти пятьсот метров от дома до шоссе большую часть года было непростой задачей. Осенью и весной дорога превращалась в жидкую кашу, по которой можно было передвигаться лишь в высоких резиновых сапогах. Зимой снега наваливало чуть ли не по пояс, и тогда семейство брело гуськом по узкой тропинке. Автобусы ломались, водители запивали и не выходили на работу, так что в иные дни приходилось добираться на попутках. Обычно это бывали грузовики. Иногда все вместе ехали в кузове, а если нет — уезжали по одному в кабинах.

Мать заканчивала работу до обеда и возвращалась домой — хозяйничать, а отец оставался в больнице допоздна, дожидаясь, когда кончатся Танины кружки.

Быт был нелегким, но Таня не помнила, чтобы ее заставляли заниматься домашней работой. Просто иногда мать просила: если тебе не трудно, вымой пол. В огород тоже не выгоняли. Но, несмотря на полное отсутствие трудового воспитания, Таня выросла работящей девицей.

Она с младенчества ощущала себя равноправным членом семьи, а равные права предполагали и равные обязанности.