Сьюзен Льюис - Летнее безумие

Они видели все это в телевизионных новостях — несчастный случай, убийство, арест, затем освобождение. Это был сенсационный материал, на много недель давший пищу для версий и сплетен американской, мексиканской и аргентинской прессе. У двух семей, которых это касалось, Сантини из Буэнос-Айреса и Мэлори из Сан-Диего, было больше денег, чем у десяти поколений мексиканских крестьян Санчеса и Ортеги. Но этим крестьянам хватило бы с лихвой на всю жизнь, если бы они придержали язык за зубами.

Битва между Сан-Диего и Буэнос-Айресом длилась еще долго после того, как пресса потеряла к этому интерес. Санчес и Ортега молчали, копили доллары, катались в ярких блестящих американских машинах, проматывали деньги на мексиканский лад, пока хранили тайну и выжидали.

Босс Делакруа позаботился обо всем. Только он знал цену, которую им со временем заплатят за их тайну. Но пока он играл в эту игру, позволяя Санчесу и Ортеге наслаждаться жизнью, а сам налаживал связи в подпольном мире Буэнос-Айреса и Мехико, давая понять кому надо, что семьи Сантини и Мэлори уже у него под прицелом. Его и раньше боялись и уважали, а теперь он вообще стал легендой. Оскар Делакруа был одним из трех человек в мире, знавших, что произошло на самом деле в тот роковой день на побережье Пуэрто-Валарта. Оскар Делакруа — многоликий Янус, наемный убийца, готовый за хорошую цену продать душу самому дьяволу.

Делакруа, Санчес и Ортега — хранители тайны, которая неуклонно и устрашающе отдалялась от берегов Мексики… Тайна пересекла океан и выплеснулась на берега Европы… Тайна, которой скоро предстояло взорваться и принести ужас и опустошение в жизнь грешных людей.

— Неужели все кончилось? Даже не верится. А тебе?

— И мне.

— Это же конец целой эпохи.

— Ну, теперь нам можно и отдохнуть.

— Это тебе. А другим придется вечно вкалывать.

— Ну-ну, девочки, есть еще коробки? У меня они уже доверху полны.

— Сейчас Фред еще принесет.

— Эй, кто-нибудь! Включите музыку!

Телевизионная команда, ошеломленная и обеспокоенная своим будущим, шумно и суетливо паковала пожитки, но вдруг взволновалась, услышав знакомую мелодию сериала. Внезапно все остановились. Они совсем не были уверены, что это именно та музыка, которую им сейчас хотелось бы услышать, хотя в общем-то она пришлась кстати. Одна из секретарш заплакала. «Прайвит Эссе», сериал, которому они отдали три года жизни, закончился.

Дверь распахнулась, и Луиза Крамер, автор сериала, и Сара Ловелл, продюсер, пошатываясь, вошли в комнату.

— Похоже, кое у кого был веселенький ланч, — заметил кто-то.

— Мы и не притронулись к спиртному, — икнула Сара.

— Не приняли ни капли, — отозвалась Луиза с серьезным видом.

Все засмеялись.

Сара обвела взглядом распахнутые дверцы пустых шкафов, голые доски объявлений, упакованные коробки. Сколько же хлама накопилось за три года тяжелого труда.

— О Боже, как грустно, — простонала она.

Луиза, смеясь, обняла ее и закружила в танце, ловко ведя между перегородками и столами, все еще заваленными бумагами. А музыка, такая знакомая, звучала, звучала…

— Скоро выпьем шампанского! — воскликнула Сара и, махнув рукой, скрылась в своем кабинете, чтобы собрать вещи.

В комнату вошла секретарша Луизы со стопкой кассет.

— Что мне с этим делать? — спросила она.

— Выбросить! — отрезала Луиза, толкнула ногой дверь своего кабинета и, пятясь, исчезла в нем.

Корабль программы «Прайвит Эссе», счастливо плывший по волнам эфира благодаря Луизе и Саре, вошел в гавань. Сдержанные, но порой рискованные каламбуры Сары, заразительный смех и литературное дарование Луизы не только делали сценарии блестящими и острыми, но объединили всех в одну сплоченную команду. Сейчас программа подошла к концу: внутреннее чутье подсказывало, что «Прайвит Эссе» свое отыграла и надо двигаться дальше. Незачем тащить ее по накатанному пути, как поступают другие. Надо найти что-то новое, а раз уж телевизионная станция, выпускавшая их программу в эфир, утратила свои позиции, у них был прекрасный повод сказать: все, конец. Узнав, что «Прайвит Эссе», часовая национальная программа, оказалась в таком положении, другие телевизионщики засыпали Луизу предложениями. Но она держалась твердо. Нелегко столь круто решить судьбу собственной программы, которая принесла известность ей, Саре, и Даниэль Спенсер, их звезде. С этой программой они вошли в каждый дом. Пресса вряд ли заметила бы Луизу и Сару. Однако то, что двадцатисемилетняя Луиза и двадцатидевятилетняя Сара заправляли производством, обходившимся во многие миллионы фунтов стерлингов, впечатлило прессу, и она сочла их достойными внимания. Все трое очень сдружились, проводя ночи в престижных лондонских клубах. Они общались с богачами и знаменитостями, провоцировали весьма пикантные ситуации и ухитрялись стать приманкой для колонок светских сплетен. Больше всего везло Дэнни — ее красивое, невероятно чувственное лицо появлялось на экране каждую пятницу, а о ее бурных любовных приключениях читали с захватывающим интересом.

Семейная жизнь Сары развалилась вскоре после запуска программы, и свора журналистов кинулась в погоню за сенсацией. Замешан ли здесь кто-то еще? Правда ли, что она встречалась с Филиппом Стандивеном, одним из самых привлекательных мужчин на телевидении? Не потому ли он оставил свою жену? Пошли такие сплетни, что у Сары голова пошла кругом — вот это полет фантазии! Да видел ли кто-нибудь из них Филиппа Стандивена? Точно так же год назад мусолили имя Луизы — после того, как закончилась ее связь с Биллом Коваком, внештатным режиссером. Пока Луиза и Билл были вместе, журналисты врали о свадебных колоколах, делали оскорбительные предположения о выкидыше, выкрадывали фотографии, запечатлевшие их близость. Все это только доказывало, как может ошибаться пресса.

Размышляя об этом, Луиза вытряхнула содержимое верхнего ящика стола в коробку из-под туфель. Ну, по крайней мере теперь все это кончилось, и главным образом благодаря Дэнни, спасшей ее из западни, куда она случайно угодила, увлекшись не тем мужчиной. Насилие было частью ее жизни, с детства и до того дня, пока не появился Саймон — нежный, безумный и восхитительный человек. С ним она сейчас и жила. Иногда ее посещала ужасная мысль: а вдруг в ней самой есть нечто, вызывающее ненормальную садистскую реакцию? Может, ей вообще не суждено иметь дело с мужчиной, не способным унизить и оскорбить ее? Подумав о Саймоне, Луиза успокоилась. Надо поскорее упаковать эти старые газетные вырезки, напомнившие ей о Билле Коваке.

— Сколько мусора! — воскликнула она, выдвинув нижний ящик. Луиза пыталась найти хоть что-нибудь, кроме хлама, количество которого устрашило ее. Но вдруг она рассмеялась, услышав за стеной громкие сетования Сары.