Вера Колочкова - Добрая, злая

– Издеваешься?

– Ничуть! – со смехом протянул он к ней руки, убрал с лица черные непослушные пряди. – Хочешь, я картошки в золе испеку?

– Ох, а мне же… Мне идти надо, Вань, бабе Симе сдаваться… Она ж наверняка догадалась, где и с кем я целый день пропадаю…

– Что, ругать будет?

– Ой, будет…

– Ну что ж, пойдем тогда вместе сдаваться! Так и быть, прикрою тебя широкой грудью! Объясню старушке, как ты меня до греха довела. Авось она тебя простит.

– Ах, ты…

– А что? Скажу, накинулась на меня, мол, я и устоять не смог! Разве можно перед таким натиском устоять? И перед такой силой? Скосила меня, как траву в огороде!

– Ну, Вань… Ну хватит, чего ты…

Засмеялась и сама не узнала своего смеха. Сроду она с такой пошлой кокетливостью не хихикала! Хотя пошлость была такая… довольно безобидная. Можно сказать, приятная была пошлость. Вполне женственная.

– Ну, вставай, одевайся, чего разлеглась?

– Нет, ты первый…

– Нет, ты…

Так и препирались, и дружно хихикали, тоже со стороны довольно пошленько, наверное. Потом как-то все ж умудрились одеться, вышли на воздух, едва держась на ногах. Ее даже чуть в сторону повело, и засмеялась легко, счастливо, ощущая в себе приятную пустоту слабости.

– Вань, а как мы через плетень переползать будем? У меня сил нет… Может, ты мне к плетню бабы-Симиного пирожка принесешь, чтобы я подкрепилась?

– Ладно, не бойся, наши раненых не бросают… Вместе переползем как-нибудь…

И заявились на светлые очи старушки, и с ходу уселись за стол, глянули голодными глазами. Она лишь вздохнула осуждающе, но смолчала, тут же на стол принялась накрывать. Достала из печи горшок с томлеными щами, открыла крышку… Это ж можно с ума сойти от такого земного сытного запаха!

– Мама у меня тоже всегда щи в печи томила… – вдруг грустно произнес Иван, принимая из рук старухи ложку. – Я уж и запах забыл, и вкус…

– Да, Наталья, мать твоя, упокой ее душу Господи, всегда хорошо готовила. И пироги у нее были справные, и наливка домашняя… – с удовольствием подхватила разговор баба Сима. – И отец твой хорошим хозяином был… Ты ешь, Ваня, ешь, не стесняйся. И ты, Санюшка, ешь… Ишь как глаза-то совсем провалились…

Испугавшись, что сказанула лишнее, старушка коротко глянула на Ивана, стыдливо отвела глаза. Они переглянулись, морща губы в улыбках – надо же, не одобряет все-таки бабушка их поведения…

– А как вы вообще поживаете, баб Сим? – принимаясь за щи, вежливо поинтересовался Иван. – Трудно, наверное, одной?

– Да чего ж мне трудно-то… Ничего, справляюсь, я еще крепкая! Вон даже на ферму хожу по утрам коров доить, к пенсии копейку подрабатываю! Только скоро, видать, закончится моя подработка…

– А чего так? Рано утром вставать надоело?

– Да не… Чего ж мне надоест-то, я уж привычная… Просто наш хозяин заскучал, решил свое хозяйство прикрыть. Не понравилось ему с коровушками возиться, говорит, дело неприбыльное. Вот если бы покупатель какой нашелся… Ты, Вань, случаем, не найдешь ли хорошего человека, чтобы хозяйство купил? Жалко коровушек-то…

– Да отчего ж не найти, найду… Да я и сам бы не прочь… У него, у вашего фермера, вполне приличное хозяйство, между прочим. А ведь это мысль, бабушка Сима!

– Да ладно тебе, Вань… Как ты будешь хозяйством из города управлять? По телефону, что ли? Не смеши…

– А я и не смеюсь. Я вполне серьезно… Вот брошу все к чертовой матери, перееду сюда на жительство и фермером заделаюсь! Я ж мужик, в моих жилах крестьянская кровь течет, и здесь мои корни, в конце концов… Все, решено, идем смотреть ферму! – И, подтолкнув ее локтем под бок, скомандовал вполне решительно: – Ну, ты поела, Сань? Вставай, пойдем ферму смотреть!

– Ага, пойдем! – с готовностью отодвинула она от себя пустую тарелку.

– Да куда вы заторопились, оглашенные! – испуганно вскинулась им вслед баба Сима. – У меня вон еще картошка с грибами да пироги с прошлогодней брусникой…

– Спасибо, баб Сим, мы уже наелись! – уже от порога весело поблагодарила она, всовывая ноги в кроссовки.

– Э, нет… – по-хозяйски сдернул с ее ноги щегольскую белую кроссовку Иван, – для посещения фермы такая обувка вряд ли подойдет… – И, обернувшись к старухе, скомандовал: – Дайте-ка ей какие-нибудь сапоги или чуни, баб Сим!

– Ну прям! – жалобно заскулила она, пытаясь вытянуть из его рук кроссовку. – Не надо мне никакие чуни! Я и так некрасивая, а еще и в чунях буду!

– Так… Повторяю еще раз для особо умных и начитанных… – с улыбкой приблизил к ней лицо Иван, – чтобы я больше от тебя про некрасивую вообще никогда не слышал, поняла? Еще раз услышу – вожжой по заднице огрею…

– Ой, как страшно! – кокетливо закатила она глаза к потолку, не в силах сдержать счастливой улыбки. – Ладно, так и быть, сапоги надену… А ты! Знаешь, ты кто? Ты жуткий диктатор и деспот, как выяснилось!

– Да, я диктатор и деспот. Иди давай, не разговаривай…

На улице уже вовсю хозяйничали поздние сумерки, синие, холодные, густо сдобренные рваными клочьями тумана. Завалившееся за горизонт солнце, будто рассердившись на пасмурное небо, не давшее за целый день проникнуть ни одному лучику, оставило после себя жуткие неудобоваримые глазу краски – смесь грязно-бирюзового с бледной желтизной. И лишь там, вдали, темнела алая полоска заката, как обещание погожего дня.

– Смотри! Видишь, какой закат? Значит, завтра хороший день будет! – обнял ее крепкой рукой за плечи Иван. – Да и сегодняшний был… Тоже ничего… Да, Сань?

– Да… Этот день я на всю жизнь запомню… – тихо произнесла она, уютно устраиваясь под его рукой. – Не день, а счастливый подарок… Слушай, а ты и впрямь, что ли, собрался эту ферму покупать? На полном серьезе?

– Ну да… – глянул он на нее слегка удивленно. – Я всегда, к твоему сведению, принимаю только серьезные решения…

– А… зачем?

– Что – зачем?

– Ну, покупать – зачем?

– Да как это… Ах да! Чего ж это я! Я ж тебе самого главного вопроса еще не задал…

– Какого вопроса?

Сердце у нее внутри обмерло, потом забилось толчками пугливого ожидания. С трудом втянула в себя воздух да так и застыла, боясь выдохнуть. Ну что ж он молчит, окаянный…

– Сань… А ты смогла бы навсегда здесь остаться? Ну, то есть… Со мной?

Ох… Вот оно. Вот он, поворот судьбы, момент принятия жизненного решения. Вот так, сразу… Как тут не растеряться-то? Когда сердце зашлось от радости, а испуганные мысли вдруг сбились в комок да вылетели наружу глупым сомнением:

– Я… Не знаю, Иван… А как же институт, и мама…

Сказала и схватилась руками за щеки, пытаясь унять панику в мыслях. Господи, да что ж она такое говорит? Как это – не знает? Да все она прекрасно знает, и к черту институт, который, кстати, тут вообще ни при чем, можно и на заочное перевестись! И мама… Маму, конечно, к черту послать нельзя, но, с другой стороны, при чем тут мама, если свое, собственное решение надо принимать? Довольно счастливое решение?