Шерли Грау - Стерегущие дом

Я медленно закончила обход дома — все остальное цело. Когда я убедилась, что это так, что все проверено основательно, я остановилась — руки сжимали ружье, исцарапанные в кровь ноги глухо ныли — и стала смотреть на зарево за бугром, над горящими машинами. Сирены взвыли совсем близко, и вдруг они словно захлебнулись визгом и смолкли, полицейские машины остановились. Наступившая тишина сразу же огласилась беспорядочными криками, но слов нельзя было разобрать. Я быстро оглянулась на дом, тускло освещенный двумя отдаленными пожарами, белый, нетронутый, величественно-прекрасный. Он достанется моим детям. Перейдет к ним, как перешел ко мне. Хаулендов не выжить, не выжечь огнем.

— Ты не думал, что мне такое под силу, — сказала я, отыскивая глазами в темноте деда. Казалось, я вижу его в тенистом углу веранды — стоит и смотрит на меня. Он не один. Там же в углу толпятся люди, только не разглядеть кто.

— Раз надо, значит, под силу, — отвечал дед.

— Ты правду говорил насчет Джона, — сказала я. — Просто я его тогда любила.

— Раз надо, значит, так и делай, — повторил он.

Я стала узнавать тех, кто там стоял с ним рядом. Женщины, мужчины. Одни — невозмутимые, как на портретах в столовой. Другие — в кровавых ранах. Девушка, которую затоптали каблуками на полу кухни. Эзра Хауленд, испустивший дух на вершине песчаной гривы во время Гражданской войны. Первый Уилл Хауленд с окровавленной головой — индейцы сняли с него скальп. Юноша, сгоревший заживо в Уилдернесских тростниках Виргинии. Их жены — простые неулыбчивые лица, лица застенчивые и веселые.

Я сказала им всем:

— Ручаюсь, вы думали, мне это будет не под силу.

— Надо — значит, делай, — ответил дед. А потом, вместе со всей родней, исчез, словно ветром сдуло.

Непонятно только, отчего с ними не было Маргарет. Возможно, не признавали за свою. Все-таки негритянка. Так что, возможно, не признавали. Уилл Хауленд и его жена — любопытно, как они там ладят меж собой. «…По воскресеньям не женятся, не выходят замуж». Быть может, этим все решено, все сказано. А если нет, его первая жена, юная, кроткая и сероглазая, уж конечно, не станет чинить им препятствий. Где бы они там ни находились.

Да, но Маргарет с ними не было… И я вдруг поняла почему. То были духи моих предков, она ведь не из их числа. Она будет являться своим детям, не мне. Она не часть моего существа.

Я стояла в траве, на холодном ветру, и смотрела на дело рук своих. Я знала, что мужество или ненависть тут ни при чем. Тут, как сказал дед, необходимость. Жалкое утешение, но порой другого тебе не дано.

Черный жирный дым наползал на бугор, вливаясь в прозрачный ночной воздух; у меня защипало в глазах.

Вот и все. Когда я увидела, что люди выдохлись, излили всю жестокость, какая у них была, тревога и страх исчезли. Осталась лишь горечь, лишь дурной вкус во рту — я увидела жизнь без прикрас… В слепой злобе сожгли коровник, перестреляли телят, котят, двух-трех собак. А моей храбрости хватило лишь на то, чтобы поджечь пустые машины и всадить заряд мелкой дроби в крыло чужого автомобиля.

На другое же утро я увидела, что Оливер уже за работой. Он топтался вокруг груды тлеющих обломков, которая еще вчера была коровником. Я смотрела, как старик снует взад-вперед по обугленной истоптанной земле. Кажется, разбирает остатки, сгребает в кучки, сортирует.

Мне позвонил Стюарт Альбертсон, новоявленный претендент на губернаторское место. Я сразу же предупредила его:

— Нас подслушивают.

— Мои слова, миссис Толливер, может слышать вся Америка.

— Ах так, — сказала я. — Понимаю.

— Надеюсь, вы не думаете, что вчерашние события умышленно подстроены политической партией.

— Не думаю.

— Мы с вашим мужем были противниками в политике — да, это так, — но подобные действия мне отвратительны, как всякому порядочному и законопослушному гражданину.

Читает по бумажке, догадалась я. Делает официальное заявление и пытается придать этому вид непринужденной беседы.

— Можете быть уверены, мистер Альбертсон, что я не считаю вас участником вчерашних беспорядков.

— Я взял на себя смелость… ввиду отсутствия вашего супруга, я попросил полицию поставить дежурную машину на шоссе у вашей усадьбы. Вы не обратили внимания?

— Нет, я все больше смотрела на коровник.

— Что ж, быть может, вам будет спокойней от сознания, что у вас под боком дежурят двое полицейских.

— Я не боюсь, — сказала я. — Я знаю, что делать, и в помощи не нуждаюсь.

— И все же это не помешает…

Он был так настойчив, что я сдалась.

— Хорошо, пусть.

Он мгновенно перешел к делу.

— Этот прискорбный случай не делает чести гражданам нашего штата… хотя речь идет лишь о жалкой горстке людей.

— Возможно.

— Разумеется, эту историю лучше не предавать гласности. Не делать достоянием широкой публики.

— Вы считаете, что это в ваших силах?

— Местные газеты поставили меня в известность, что не намерены печатать никаких сообщений по этому поводу. Что же касается… м-м… что касается лиц, непосредственно замешанных в беспорядках, — их пришлось бы судить за поджог… понимаете?

— Вам угодно, чтобы я предала эту историю забвению?

— Забвению — нет, зачем же. Но есть вещи, которые бывает разумней замять.

— Я и не собираюсь трезвонить об этом во все колокола, — сказала я. — Так что можете не тревожиться. — И вдруг меня осенило. — Скажите, мой муж к вам не обращался? Джон ни о чем не договаривался с вами?

— Ну, знаете, уважаемая миссис Толливер…

Он произнес это с таким преувеличенным негодованием, что я сразу поняла: я угадала. Интересно, на что же теперь делает ставку Джон. Не скажу, чтобы меня это слишком занимало, просто я невольно восхитилась им. Такого не сломишь. По-видимому, он рассчитывает извлечь кое-что из обломков своей карьеры, как Оливер вытаскивает уцелевшее из-под развалин коровника. Джон — истинный политик, по призванию, по выучке, по всему. Быть может, еще и выплывет…

— Впрочем, это не мое дело, — сказала я. — Мы с ним, как вам известно, расстались.

— Вы, конечно, согласитесь на развод?

Очень уж быстро он это сказал, тут что-то кроется… Да, что-то здесь есть… Ведь, в сущности, Джон тут вроде бы и ни при чем — смотря как рассуждать. Вся эта история касается меня, и только меня. А Джон — невинная жертва… Теперь я поняла, на что он рассчитывает. Только клюнет ли на подобную версию избиратель? На это уйдут годы, но Джону терпения не занимать. Он постарается. Несомненно. Правда, на сей раз уже без меня.

— Мистер Альбертсон, если вы с ним случайно встретитесь, передайте ему кое-что от моего имени.

— Дорогая миссис Толливер, я едва ли с ним встречусь.