Эмили Гиффин - Детонепробиваемая

– Вы с Беном с этим справитесь. Не паникуй.

– Пока что я не паникую, – говорю я. – Ну, возможно, чуть-чуть. В конце концов, знаешь ведь, детский вопрос не совсем та тема, где можно изобрести компромиссное решение, устраивающее обоих.

Джесс кивает и скрещивает длинные ноги.

– Верно.

– Поэтому остается надеяться, что это просто такой период, – вздыхаю я.

Подруга приподнимает верхнюю булочку на курином сэндвиче с салатом и засовывает внутрь несколько чипсов.

– Уверена, так и есть, – кивает она. – И это пройдет.

– Ага, – говорю я, разглядывая свой сэндвич с индейкой. После возвращения с Карибов аппетит что-то совсем пропал.

– Помнишь его гитару? – спрашивает Джесс и закатывает глаза. Ей нравится подсмеиваться над Беном, и он тоже за словом карман не лезет, что я расцениваю как взаимную симпатию. Джесс хихикает и добавляет: – Старина Бенни Ван Хален несколько месяцев пребывал в диком возбуждении, а?

Я смеюсь, вспоминая, как мы с Беном проходили мимо маленького магазинчика в Виллидже под вывеской «Гитарный салон». Магазинчик располагался в очаровательном старом здании, переливался огнями и в тот дождливый день так и манил заглянуть внутрь. Мы вошли и огляделись, и через несколько минут Бен решил, что непременно должен иметь винтажную гитару. Он буквально в первый раз выказал хоть мало-мальский интерес к музыкальному инструменту, но к тому времени я уже привыкла к его способности внезапно увлечься чем угодно. Бен из тех людей, которые умудряются с энтузиазмом относиться к большому и разнообразному кругу увлечений: астрономии, кинематографу, коллекционированию старых часов… – продолжите сами. Поэтому я с любовью следила за ним и терпеливо ждала, пока он забрасывал владельца магазина кучей вопросов. Затем Бен принялся вдумчиво выбирать гитару, пробегая пальцами по струнам и даже пытаясь что-то наигрывать. Час спустя он потратил крупную сумму на испанский инструмент из ели и палисандра 1956 года выпуска и комплект уроков от преподавателя, довольно известного среди практикующих гитаристов Нью-Йорка.

Несколько месяцев Бен упражнялся с умилительным рвением, быстро осваивая базовые навыки и приобретая внушительные мозоли. На мой день рождения он спел мне серенаду, мастерски исполнив «Не могу в тебя не влюбиться» – песню, которая, стыдно признаться, заставляет меня таять, особенно потому, что я всегда считала Бена немного похожим на молодого Элвиса, только с русыми волосами.

Но вскоре Бен утратил интерес к новому хобби и сунул гитару в пыльный угол под нашей кроватью. Недавно он выставил ее на онлайн-аукцион. И теперь Джесс убеждает меня, что его нынешнее стремление к отцовству пройдет так же скоро.

– Есть только одна проблема, – говорю я. – Бен все же набаловался с гитарой, прежде чем оставил идею стать профессиональным музыкантом.

– Верно, – кивнула подруга, читая электронное письмо на навороченном смартфоне «блэкберри». Джесс потрясающе умеет делать несколько дел одновременно. Она яростно печатает большими пальцами ответ и выдвигает идею: – А временно завести ребенка никак нельзя, а?

– И вот тут нам пригодится ребенок Энни и Рэя, – говорю я, вспоминая о недельных визитах в дом Мауры после рождения каждого из троих ее детей. Каждый раз я сильно волновалась, так как нет ничего настолько исполненного смысла или особенного, как первая встреча с новым членом семьи. Мне также нравилось проводить это спокойное и сокровенное время с сестрой, которая обычно безумно занята своими многочисленными общественными обязательствами в Бронксвилле. Самые задушевные беседы у нас с Маурой случались именно в эти несколько дней после родов, когда мы сидели вдвоем в халатах и тапочках и с нечищеными зубами. Но все равно, ночные кормления, которые я вызывалась проводить, всегда негативно сказывались на моем здоровье, и я покидала дом Мауры совершенно разбитой, что позже проявлялось довольно ощутимым недомоганием. Честно говоря, даже не представляю, каким образом так много женщин выдерживают эти долгие бессонные недели и месяцы после каждых родов.

– Так спиногрыз уже родился или как? – спрашивает Джесс.

Я улыбаюсь, слыша ее формулировку. Как женщине, желающей стать матерью, ей бы малость смягчить свой лексикон.

– Со дня на день, – говорю я. – Поэтому давай надеяться, что несколько часов с настоящим живым младенцем сгонят с Бена эту блажь.

* * * * *

Словно по сигналу, Реймонд Гейдж-младший появляется на свет на следующий день, после четырнадцатичасовых родов и экстренного кесарева сечения. Бен звонит мне на работу, чтобы сообщить новости.

– Энни и Рэй хотят, чтобы мы к ним приехали, – восторженно говорит он.

Приглашение в роддом меня удивляет. Энни и Рэй наши близкие друзья, но не думаю, что настолько. Мне казалось, что мы из разряда тех приятелей, кого приглашают посмотреть на малыша уже после возвращения мамочки с младенцем домой. Но несмотря на наши с Беном противоречия, я очень жду встречи с новорожденным.

Поэтому после работы я еду на метро до Рузвельтской больницы, где в сувенирной лавке встречаюсь с мужем. Он уже купил пару воздушных шаров и открытку, которую мы подписываем в лифте, едущем наверх, в родильное отделение. Проходим к палате номер 1231. На двери красуется большой нежно-голубой аист, который держит баннер «Ура, мальчик!», и точно такие же висят на примерно половине дверей в коридоре.

Учитывая затяжные роды Энни, я ожидаю увидеть скромное собрание, но в палате обнаруживается шумная вечеринка на всю катушку. Комната полна цветов, подарков и гостей – их по меньшей мере десяток, друзей и родственников, щелкающих младенца на фотоаппараты и желающих его подержать.

Здесь есть даже несколько бутылок шампанского, и Рэй заслоняет их собой, когда в палату заглядывает медсестра.

Рэй и Энни со счастливыми улыбками подробно рассказывают, как у Энни отошли воды, о поездке в роддом и о ссоре, когда прямо перед тем, как Энни вкололи эпидуральную анестезию, Рэй признался, что забыл дома видеокамеру. Мы смеемся, слушаем и восхищаемся Реймондом-младшим, объявляя его точной копией отца (хотя я не из тех, кто подмечает подобное сходство).

Все хорошо проводят время, но я прекрасно понимаю, какое воздействие это празднование оказывает на Бена. Его захлестывают эмоции, и он очевидно рад за наших друзей, но мне сразу видно, что ему не по себе и невесело. Бен не то чтобы опечален, но похоже, будто он грустит, хотя наверняка это не так. Выражение его лица напоминает мне одинокую подружку невесты, выслушивающую двадцатый тост за молодоженов.

Как раз когда подходит наша очередь подержать Реймонда-младшего, в палату заходит консультант по кормлению и Рэй вежливо просит всех выйти из комнаты. Удивляюсь, что Энни, которая жгла бы лифчики на площадях [1] Сжигательницы лифчиков – один из современных мифов. В 1968 г. в г. Атлантик-Сити, штат Нью-Джерси, во время конкурса красоты "Мисс Америка" группа демонстранток (400 феминисток) пикетировала шоу провокационными лозунгами типа "Давайте оценивать себя как людей" и "Посмотрите на эту милашку: она делает деньги на собственном мясе". Феминистки притащили живую овцу и короновали её "Мисс Америкой", а затем побросали туфли на шпильках, бюстгальтеры, бигуди и щипчики для бровей в "Мусорный бак Свободы". Но сжигать не сжигали. Да, они хотели, но полиция отсоветовала устраивать костёр на деревянном настиле, сославшись на опасность пожара. Миф о сжигании бюстгальтеров начался со статьи молодой американской журналистки из "Нью-Йорк пост" по имени Линдси ван Гельдер. В 1992-м она дала интервью женскому журналу "МS": "Да, я с восторгом упомянула о том, что демонстрантки собирались сжечь свои лифчики, пояса для чулок и прочее бельё в мусорном баке... Однако редактор, который придумывал для статьи заголовок, решил пойти ещё дальше и назвал их "сжигательницами лифчиков". Заголовка оказалось достаточно. Журналисты по всей Америке ухватились за идею, не удосужившись прочитать саму заметку. В ловушку попались даже такие добросовестные издания, как "Вашингтон пост". Они даже отождествили членов "Национальной группы в защиту прав и свобод женщин" с теми, кто якобы "сжигал своё нижнее бельё во время демонстрации протеста в Атлантик-Сити на недавнем конкурсе красоты "Мисс Америка". , если бы родилась на несколько лет раньше, теперь стыдливо стремится уединиться. Получается, не зря говорят, что ребенок все меняет? Мы напоследок поздравляем друзей и обещаем скоро им позвонить.