Джоанна Троллоп - Чужие дети

В доме было очень тихо. Бекки не слышала, как мать поднялась по лестнице. Полчаса назад или около того еще доносились какие-то крики. Надин словно бы демонстрировала свое видение того, как все в доме должны отходить ко сну. Но теперь воцарилась тишина. Правда, не беззаботная тишина, как хотелось бы Бекки — нет, сцена, свидетелями которой стали дети, нагнетала обстановку, как гроза.

Она перевернулась на другой бок, зажав между бедрами ладони. Девочка чувствовала, как грубые швы ее хлопчатобумажного жакета неприятно врезаются в бока и руки. Возможно, следовало встать и разыскать какие-нибудь перчатки — что-нибудь из тех пестрых вязаных вещей из Перу, которые носила Надин.

У матери было предубеждение против Перу из-за коррупции в правительстве и чудовищной бедности населения, а также из-за детской проституции в столице Лиме. Это стало причиной последнего разногласия, которое запомнила Бекки. Тогда Надин и Мэтью устроили по-настоящему серьезный скандал — он выяснил, что жена жертвовала сотни фунтов на благотворительные цели в фонд помощи обитателям трущоб Лимы. Надин набросилась на него, царапалась и кусалась. В какой-то миг Бекки подумала, что сейчас отец влепит ей затрещину. Но он не сделал этого — просто перестал ругаться, погрузился в полное молчание и ушел из дома. Клер попробовала пойти за ним. Она всегда старалась уходить с отцом. После всех ссор, отвратительных сцен и потока ругани с Мэтью, который говорил матери, что она сумасшедшая, а Надин кричала отцу, что он — никудышный человек, все заканчивались его уходом. Бекки тоже пыталась уйти вслед за ним.

Так было и сегодня. Бекки высвободила свои ладони и начала дуть на них. Теперь Мэтью, наконец, женился на Джози, и всем известно, что ссор больше не будет — по одной простой причине: Мэтью и Надин больше никогда не будут жить вместе. Бекки не могла смириться с этим. Одна мысль об этом причиняла ей боль, настолько острую, что она старалась больше не думать об этом, убеждая себя — ничего нет. Ничего, что можно изменить.

Она села в кровати. Было безнадежно. Бекки замерзла еще больше, чем когда поднялась наверх.

— Клер?

Ответа не было. Сестра, должно быть, заснула или притворяется спящей. В любом случае, Бекки не собиралась добиваться ответа. Она откинула в сторону старое пуховое одеяло и опустила ноги на пол. Ступни настолько окоченели, что едва влезали в ботинки.

Она встала. Хотелось пойти вниз и посмотреть, можно ли найти что-нибудь, чтобы разжечь огонь. Надин не позволяла им разжигать камин в гостиной. Ведь, как сказала мать, труба дымит. Но дым не волновал Бекки. Дым ничего не значит, когда есть тепло от огня.

Девочка открыла дверь. Перила и узкая лестница потонули в темноте, но внизу от двери в кухню шла узкая полоска света. Задумавшись, Бекки спустилась вниз по лестнице и остановилась на последней ступеньке. Отношения с матерью, обострившиеся за последний год, были таковы: никогда не знаешь, чего ожидать дальше.

Она коснулась ручки двери на кухню и осторожно повернула ее.

— Мам?

Надин сидела за кухонным столом, закутавшись в старый плед. Она не убрала ни посуду после ужина, ни чашки с шоколадом. Похоже, мать ничего не сделала, кроме того, что встала и нашла плед. Так и сидела, обхватив голову руками — длинные темные волосы рассыпались по рукам и плечам.

Мать плакала. По тому, как она рыдала, Бекки решила, что это продолжается уже долгое время.

— Мам?

Очень медленно Надин подняла голову и посмотрела вверх. Ее лицо было измученным и заплаканным.

— Я думала, ты заснула.

— Не могу. Мне так холодно…

— Холод — это так ужасно, верно? — сказала мать. — Я тоже никогда так не замерзала.

Она отогнула угол пледа и вытерла им свои глаза.

Бекки прошла дальше в помещение.

— Хочешь чаю?

— У нас нет молока, — ответила Надин. Она нашла бумажный платок и высморкалась.

— Ты можешь пить и без молока.

— Спасибо, — сказала Надин, которая сильно дрожала от плача.

Бекки прошла мимо нее и налила воды в чайник — совершенно непригодный, весь забитый внутри известью и поблекший снаружи. Одному богу известно, откуда он попал сюда. Бекки видела его впервые.

— Мне жаль, — сказала Надин.

Бекки ничего не ответила. Она склонилась над раковиной и неподвижно смотрела, как вода набирается в чайник.

— Просто…

Дочь ждала.

— Просто ужасно, что я рассердилась. Это потому, что я настолько бессильна. Этот ужасный коттедж!..

Девочка закрыла кран.

— Ты выбрала его сама, — сказала она.

— Не я! — пронзительно закричала мать. — Не я! Это единственное, что мы могли позволить себе!

Бекки закрыла на миг глаза и вздохнула. Когда она открыла их снова, на чайник была водружена крышка. Девочка включила его, стоя спиной к матери, пока чайник не вскипел.

Не надо ничего говорить, не следует отвечать, — иначе все будет как прежде. И не имеет никакого значения, что мать не права. Совершенно неважно, что Бекки, Надин, Рори и Клер не одну неделю колесили по Херфордширу в поисках сдаваемого коттеджа. И мать всякий раз говорила «нет, нет, нет», глядя на любой коттедж, даже на совершенно приличный, с исправными ванными комнатами и автобусной остановкой поблизости. А потом, наконец, они остановились в полном смятении напротив этого жуткого удручающего здания, расположенного в нескольких милях от любого населенного места. Оно выглядело, как дом колдуньи из сказки: на крыше даже росли грибы. И мать сказала «да».

Дети запротестовали, плача от ужаса и непонимания. «Да, — снова сказала Надин. — Да».

— Ты меня слышала? — спросила мать. Ее голос смягчился.

— Да, — ответила Бекки.

— Это правда. Это самое дешевое из того, что могли выбрать. Ты знаешь, почему…

Бекки ничего не ответила. Она подумала о машине со ржавчиной и дырками в днище, на поиски которой мать потратила не меньше времени. Автомобиль был сейчас припаркован в полуразрушенной пристройке, сколоченной из досок и рифленого железа. Ужасно, что такая ненадежная вещь — ее единственная ниточка, связывающая с внешним миром. В том мире в определенный момент даже школа показалась привлекательной. Мелькнула мысль о машине отца, но Бекки тут же отогнала ее — резко и неумолимо.

— Я знаю, для тебя ужасно быть здесь, — сказала Надин. — Я действительно чувствую себя плохо из-за этого. Мне здесь тоже ужасно. Я никогда не жила в таком доме, даже в студенческие годы.

Бекки опустила пакетик с заваркой в кружку, залила ее кипятком. Потом отжала ложкой пакетик о стенку кружки и выловила его. Она повернулась и поставила кружку перед матерью.

— Ты бы могла пойти на работу…

— Как? — спросила мать. — Как? Когда никого нет, кроме меня, чтобы забирать вас из школы?