Мейвис Чик - Антракт

— Да, — сказал Клейтон, — и Финбар будет играть главную роль. — Он глубокомысленно похлопал его по спине. — Что скажешь? Договорились?

Я почувствовала, что Финбар совершенно расслабился. Он решительно произнес:

— Естественно, договорились.

Клейтон радостно рассмеялся.

Финбар радостно рассмеялся.

Я радостно рассмеялась.

На гребне всего этого восторга неожиданно возникла голова Джима, и прозвучали слова:

— Что ж, дело за контрактом.

— Конечно, конечно, — сказал Клейтон, — мы можем заняться этим завтра. Скажем, часов в десять, у меня в отеле?

Все пожали друг другу руки. Клейтон снова присосался к моей руке, после чего, напомнив про Техас и бросив на примулы последний, полный сожаления взгляд, позволил Джиму увести себя.

— Извини, — сказал Финбар, — все это было крайне неприятно. Но он очень хотел познакомиться с тобой. Они начинают считать людей своей собственностью, эти магнаты. — Глубокий вздох облегчения вырвался из его груди, и очень изысканным жестом Финбар подманил официанта, держащего поднос с напитками. — Думаю, мы это заслужили. — Финбар протянул мне бокал, и мы чокнулись. — Господи, готов спорить, Джимбо на седьмом небе от счастья. Он две недели потел ради этого. И я тоже. Думаю, именно поэтому было так тяжело сегодня играть. — Он потер затылок, на лице появилась грусть. — Раньше мне все давалось легко и абсолютно естественно. Учить слова, репетировать, играть премьерный спектакль, максимально выкладываться перед залом… А в этот раз меня настолько захватили мысли об этом надутом нефтепромышленнике и его долларах, что весь процесс превратился в борьбу…

— Финбар, — нежно сказала я, — сегодня ты играл просто замечательно, я никогда не забуду этого.

— Я дерьмо, — смиренно произнес он, — и более того, я начинаю все лучше понимать своего циничного, амбициозного героя — Кориолана.

— Что ж, это объясняет, почему ты был так хорош.

— Я всегда хорошо играю, — возразил он, забыв о скромности.

— Ну, скорее, вдохновенно…

— Герань, — сказал он, — не нужно меня хвалить, из-за этого я чувствую себя еще хуже. От тебя я ожидаю насмешек, какого-нибудь необычного физического выражения твоего неудовольствия, а вовсе не лести и восторгов.

— Лести ты никогда от меня не услышишь! — вскрикнула я. (Конечно, если только это не повысит мои шансы. Ему пришлось бы слушать дифирамбы часами, если бы я считала, что это поможет.)

— Ты такая естественная, — сказал Финбар, сильно растрогавшись. Я захлопала ресницами. — Даже не представляешь, с какой легкостью мы в нашем деле произносим слово «искренность». Иногда я спрашиваю себя, остался ли кто-нибудь, кто пользуется словом «правдивость»?

— О, перестань, — сказала я, — ты слишком все драматизируешь.

Но потом осознала всю глупость данного замечания. Я только что сказала наследнику трона Оливье, что он слишком все драматизирует! Это было так забавно, что я не смогла удержаться от смеха и слегка толкнула Финбара, чтобы он тоже повеселился.

— Драматизируешь, — хохотала я. — Понимаешь… — Мне никак не удавалось остановиться. — Ну же, — я снова толкнула его, — ты должен научиться смеяться над собой, если хочешь выжить…

Он пристально смотрел на меня и, мне кажется, ощущал неуверенность.

— Знаешь, — я вытерла глаза, стараясь хотя бы немного успокоиться, — мы смеемся, затем плачем, затем слабый вздох, и приходит смерть. Примерно так это звучит.

— Иди сюда, — и он неожиданно, но довольно грубо, что взволновало меня (помните фашиста, девушки?), схватил меня за руку и заставил встать около стены, на которой висело две картины: «живопись четких контуров» [32] «Живопись четких контуров» — разновидность абстрактной живописи, для которой характерны симметричные композиции, яркие контрастные цвета, четкие контуры фигур. — судя по тому, как они давили мне в спину. Финбар оперся о стену обеими руками, моя голова была между ними, и я оказалась в ловушке — когда-то на вечеринках мы называли такое положение «позиция волка», потому что оно всегда предвещало неизбежный тяжелый разговор. Я в надежде взглянула на Финбара, но поняла, что он всего лишь расстроен.

— В чем дело? — спросила я.

Он покачал головой и отвел глаза — посмотрел вниз, как будто стыдился чего-то.

— Ты такая красивая, — сказал он, — а я такой идиот.

— Неправда…

— Да, это так. Я собираюсь сниматься в этом фильме только из-за денег, вот и все. Он не интересен мне как актеру.

— Ну и что? — Я пересчитала все его ресницы, пока он смотрел вниз.

— Знаешь, когда я пришел в ту ночь, меня по-настоящему влекло к тебе, понимаешь?

— Да, — начала я, — я хотела спросить тебя… Ключ, который ты упоминал, и все эти слова обо мне и надежде. Я не поняла, что ты имел в виду?

Финбар закрыл мне рот ладонью.

— Забудь, — попросил он.

И снова ковер показался ему более привлекательным, чем я.

Я бы не возражала простоять так всю ночь, но у меня было такое чувство, что мы балансируем на грани и он хочет сказать нечто особенное. Я с грустью догадывалась, что это может быть. А поскольку я была хорошо воспитана, мне показалось, что нужно облегчить ему эту задачу.

— Ты мог бы посмотреть на меня, — произнесла я, думая: «Она и так изо всех сил старается делать вид, что ей весело».

Но Финбар не поднимал глаз.

— Послушай, — продолжала я так беззаботно, что могла бы претендовать на «Оскар», — я опытная женщина. И понимаю, что значит одна ночь, пусть даже нереализованная. И если ты не хочешь, гм-м… — Я звонко рассмеялась. — …Погасить этот долг, тебе и, гм-м, не придется. Просто я не совсем понимаю, какая роль отведена мне здесь. То есть было очень мило получить приглашение, и пьеса мне понравилась, и я чувствую себя польщенной, что ты выделил именно меня из всех окружающих женщин, когда тебе понадобилось немного заботы и внимания, но, в самом деле… — Здесь мужество, как и должно было случиться, оставило меня. Что это за глупая женщина бормочет, что с ней все в полном порядке, и всякую ерунду о случайных встречах? Это не я. — О, Финбар, — печально закончила я, нагибаясь, чтобы поцеловать кудри на его опушенной голове, — я люблю тебя. Вот в чем беда. Я действительно тебя люблю.

«Фантазия создала плоть, — думала я, — фантазия создала плоть, мы все иногда нуждаемся в этом».

Голова Финбара не двигалась.

— Пожалуйста, скажи что-нибудь.

Он очень медленно поднял глаза, как будто, играя на камеру, изображал большое горе. И спросил:

— Дорогая Герань, ты выйдешь за меня замуж?

Джек делал мне предложение ледяной январской ночью. Он лежал в моей постели, нам было тепло и уютно — в такие моменты становишься сентиментальным, — а потом внезапно сел и сказал: «О Господи, мне нужно быть в шесть в Хитроу, а все вещи дома (в его квартире, в одной или двух милях от моей). Джоан, так не может продолжаться (объятия, объятия, объятия). Думаю, нам следует пожениться. Жизнь станет проще, гораздо проще».