Коди Кеплингер - Простушка

— Этого раньше никогда не случалось, — сказала я, нарушая наше молчание, когда он подъехал к своему почти-особняку. Уэсли выключил двигатель и посмотрел на меня. — Папа никогда меня не бил… и даже не кричал так раньше на меня.

— Хорошо.

— Я просто хочу, чтобы ты знал, что для нас это не нормально, — объяснила я. — Я не живу в доме, где со мной плохо обращаются. Я не хочу, чтобы ты думал, что мой папа какой-то психопат.

— Я был под впечатлением, что тебе все равно, что думают люди, — сказал он.

— Обо мне. Мне все равно, что они думают обо мне. — Я не знала, что это ложь, пока слова не слетели с моего языка. — Но моя семья, мои друзья… это совсем другое. Мой папа не психопат. Просто у него сейчас в жизни черная полоса. — К горлу подступил комок, и я постаралась его проглотить. Мне нужно было объяснить. Ему надо было знать. — Моя мама недавно подала на развод… и он просто не может с эти справиться.

Комок никуда не уходил, а наоборот, становился все больше. Все мои страхи и переживания вели к этому моменту, я не могла больше с ними бороться. Не могла их больше подавлять. Слезы побежали по моим щекам, и я не успела опомниться, как уже рыдала навзрыд.

Как это случилось? Это был какой-то кошмар. Мой папа самый милый, вежливый мужчина, которого я знаю. Он наивный и хрупкий. Это был не он. Даже при том, что я слышала о причинах его трезвости — зная, где-то глубоко внутри, что если он будет пить, он будет опасен — я не верила в это. Это казалось мне чем-то невозможным.

Все вышло из-под контроля. И на этот раз я не могла этого отрицать. Не могла это игнорировать. И точно не могла от этого убежать.

Уэсли ничего не сказал. Он просто сидел молча со мной. Я даже не осознавала, что он держал меня за руку, пока мои слезы не иссякли.

Успокоившись, я вытерла пару слезинок с лица. Уэсли открыл свою дверь и обошел машину вокруг, чтобы открыть мою. Он помог мне выбраться наружу — мне не нужна была его помощь, но это было приятно — и подвел меня к крыльцу, крепко обхватив рукой, так же, как выводил меня из моего дома, как будто боялся, что я исчезну в темноте за это короткое расстояние между его машиной и входной дверью.

Зайдя внутрь, он предложил мне что-нибудь попить, но я отказалась и мы направились наверх, как и всегда. Я села на его кровать, а он сел рядом. Уэсли не смотрел на меня и, казалось, погрузился в глубокие раздумья. Я не могла не размышлять о том, что за ужасные мысли бродят сейчас у него в голове. Я не стала спрашивать. Мне не хотелось знать наверняка.

— Ты в порядке? — спросил он, повернувшись ко мне. — Может тебе стоит приложить к лицу что-нибудь холодное?

— Нет, — ответила я. Мое горло болело от рыданий, поэтому голос немного охрип. — Больше не болит.

Он поднял руку и откинул волосы с моего лица, едва прикасаясь пальцами к виску.

— Ну, — сказал он тихо. — По крайней мере, теперь я знаю.

— Знаешь что?

— От чего ты старалась убежать.

Я не ответила.

— Почему ты не сказала мне, что у твоего отца проблема с алкоголем? — спросил он.

— Потому что это не моя история, чтобы рассказывать, и к тому же, это пройдет. Он сейчас просто сильно переживает. Он не пил восемнадцать лет. И когда он получил бумаги о разводе… Ему скоро станет лучше.

— Тебе нужно с ним поговорить. Когда он будет трезвым, тебе надо сказать ему, что это выходит за рамки.

— Ага, — фыркнула я. — И заставить его думать, что я тоже против него. Моя мама только что бросила его.

— Ты не против него, Бьянка.

— Скажи мне, Уэсли, почему бы тебе не поговорить с твоими родителями? — спросила я. Он был отличным лицемером, разве не так? — Почему бы тебе не сказать им, что ты одинок? Что ты хочешь, чтобы они вернулись домой? Это потому, что ты не хочешь расстроить их, так? Ты не хочешь, чтобы они винили тебя в их несчастии? Если я скажу папе, что у него проблема, он подумает, что я его ненавижу. Как я могу сделать ему еще больнее? Он только что все потерял.

Уэсли покачал головой.

— Не все. Он не потерял тебя . По крайней мере, пока. Если ты с ним не поговоришь, он лишь оттолкнет тебя еще дальше, и в конечном итоге, это принесет ему большую боль.

— Может быть.

Пальцы Уэсли продолжали легонько массировать мой висок.

— Тебе не больно?

— Нет, совсем нет. — На самом деле, ощущение от его массажа было замечательным. Я вздохнула и наклонилась ближе к его руке. — То, что он сказал, было гораздо более болезненным, — пробормотала я.

Прикусив губу, я сказала Уэсли:

— Знаешь, меня никто никогда в жизни шлюхой не называл, а сегодня два совершенно разных человека обозвали меня таковой. Смешно, но я почти уверена, что они правы.

— Это не смешно, — пробурчал Уэсли. — И ты не шлюха, Бьянка.

— Тогда кто я? — потребовала от него ответа я, чувствуя ни с того ни с сего злость. Я отодвинула его руку и встала. — Кто я? Я сплю с чуваком, который не является моим парнем, и вру об этом всем моим друзьям… если они все еще мои друзья. Я уже даже больше не думаю о том, правильно это или нет! Я и есть шлюха. Твоя бабушка и мой папа оба так думают, и они правы.

Уэсли встал, его лицо было серьезным и непроницаемым. Он схватил меня за плечи и, держа железной хваткой, заставил посмотреть на себя.

— Послушай меня, — сказал он. — Ты не шлюха. Ты слышишь меня, Бьянка? Кто ты? Ты умная, дерзкая, язвительная, циничная, невротичная, лояльная и полная сострадания девушка. Вот ты кто, поняла? Ты не распутная и точно не шлюха. У тебя есть секреты, ты совершаешь ошибки… Ты просто запуталась… так же, как и мы все.

Я смотрела на него как громом пораженная. Прав ли он? Запутались ли все остальные так же, как и я? Есть ли у всех свои секреты и ошибки? Должны быть.

Я знала, что Уэсли находился в такой же сумасшедшей ситуации, как и я, так что у остального мира тоже должны были быть изъяны.

— Бьянка, шлюха — это просто дешевое слово, которое люди используют для того, чтобы причинять друг другу боль, — сказал он более мягким голосом. — Так им легче воспринимать свои собственные ошибки. Легче использовать такого рода слова, чем смотреть на свои собственные ошибки. Я клянусь тебе, что ты не шлюха.

Я смотрела на него, в его теплые серые глаза и внезапно поняла, что он хочет мне сказать. Поняла смысл, скрытый за его словами.

Ты не одна .

Потому что он понимал. Понимал, каково это — чувствовать себя брошенным. Он понимал оскорбления. Понимал меня .

Я встала на цыпочки и поцеловала его — на самом деле поцеловала. Это было больше, чем прелюдия к сексу. На этот раз между нашими ртами не было войны. Мои бедра слегка прикасались к его, а не прижимались вплотную. Наши губы двигались в мягкой идеальной гармонии друг с другом. На этот раз это что-то значило. Я не знала, что это конкретно, но знала, что между нами есть реальная связь. Уэсли осторожно погладил меня по волосам, его большие пальцы пробежались по моим щекам — все еще мокрым от слез. И ощущение от этого не было отталкивающим, перевернутым или противным. Ощущение было, как что-то совершенно естественное в этом мире.