Андреа Семпл - Проверка на любовь

Я отвечаю ему в том же духе и заключаю его в объятия. Мы являем собой классическое клише страсти и любви.

— Ах ты, сучка! — взвизгивает Дездемона. — Подлая блудница! (Это она вынесла еще с той поры, когда мы любили цитировать Шекспира.)

А-а-а! Я чувствую, как мою голову оттаскивают от лица Алекса. Та самая женщина, которая недавно просила обойтись без сцен, теперь схватила меня за волосы и трясет, как сошедший с ума кукловод — марионетку. Черт! А ведь это дьявольски больно!

Алексу каким-то образом удается освободить меня от ее по-школьному дикой хватки. Вырвавшись из ее цепких рук, я замечаю, что на другой стороне улицы собралась уже толпа зевак. Очевидно, публика решила, что присутствует на съемках «Джерри Спрингер Шоу».

— С тобой все в порядке? — заботливо интересуется Алекс.

— Да, — отвечаю я, потрясенная физически, но не сломленная морально.

Ну пожалуй, хватит, а то вас, наверное, уже тошнит. На лицах Дездемоны и Люка застыло такое выражение, будто их вот-вот вывернет наизнанку прямо на тротуар.

— Пошли отсюда, Марта, — заявляет Алекс, хватая меня за руку. Мы уже уходим, когда Алекс оглядывается и бросает через плечо: — Мы будем вас навещать.

Уже сворачивая за угол Монтано-стрит, я тоже оглядываюсь, и Люк ловит мой взгляд. Он молча смотрит мимо смешанной с грязью Дездемоны, и в глазах его читается вопрос, на который у меня не найдется ответа.

Их уже не видно, а мы продолжаем идти, держась за руки.

Крути бутылочку.

Когда мне было тринадцать лет, эти два слова вызывали у меня только одну реакцию: страх. Самый настоящий панический страх.

Понимаете, дело не в том, что я боялась мальчишек. Напротив, в этом возрасте они меня очаровывали. Я подолгу наблюдала за ними с довольно значительного расстояния. Мне было интересно смотреть на то, как они общаются между собой: состязаются, у кого рука сильней, играют в мяч или ловят сумки, подбрасывая их в воздух, а потом попадая головой в петлю ремня.

Меня пугало другое. Мне было страшно целоваться с ними. Или скорее не столько целоваться, сколько обниматься. Я примерно знала, как надо целоваться, но вот чтобы при этом еще и обниматься — это что-то совсем другое. Конечно, мне приходилось все это видеть. И тем не менее, хотя я столько раз наблюдала, как Дездемона сливалась в поцелуях со своими бой-френдами, я все же не была уверена в том, что сама смогу все это исполнить. Я и понятия не имела о том, что происходит там, между придвинутыми вплотную губами мальчика и девочки. И мне было очень страшно даже подумать о том, что у меня может получиться что-то не так. И тогда надо мной станут смеяться. И еще приклеют ярлык «нецелуемая» или что-нибудь вроде того.

Но имелось у меня еще одно, не менее серьезное опасение: будто я умру в возрасте девяноста девяти лет, так за всю жизнь ни с кем по-настоящему и не поцеловавшись. Уже в тринадцать лет я оставалась в подавляющем меньшинстве. Я принадлежала к малочисленной группе Нецелуемых, той самой разновидности девочек, которые вымирали в той же пропорции, в которой возрастало количество приверженцев игры «В бутылочку». Между прочим, я бы куда охотней согласилась провести вечер в компании, где играют в «русскую рулетку» (что было навеяно просмотром кинофильма «Охотник на оленей»), чем терпеть унижение от того, что у меня не так получилось с поцелуем. Но, как я уже говорила, мысль о том, что мои старушечьи губы упокоятся после того, как они и так девяносто девять лет ничего не делали, серьезно отравляла мне жизнь.

Так продолжалось до той поры, пока я не получила уже пятое приглашение на вечеринку, где гости собирались играть «в бутылочку». На этот раз я согласилась.

— Что? Неужели ты туда пойдешь? — изумилась Дездемона, возлежавшая на своей кровати в окружении многочисленных плюшевых симпатяг — медвежат и собачек.

— Ну… М-м-м…

— Все-таки решилась, и все у тебя будет в первый раз.

— Ну… М-м-м…

Внутри у меня все похолодело. До вечеринки остается два дня — а потом моя судьба будет решена. Я присела на стул и принялась разглядывать плакаты с изображением античных статуй, развешанные у Дездемоны в комнате, пытаясь успокоиться, глядя на черно-белые изображения мускулистых мужчин и очаровательных младенцев.

— Марта, с тобой все в порядке?

— Ну… М-м-м…

— По-моему, ты здорово нервничаешь.

— Да нет… ничего страшного.

Она взглянула на меня так, словно хотела сказать: «Я тебе все равно не верю», и улыбнулась. Она поступала так всякий раз, когда становилась свидетельницей моих мучений:

— Ты переживаешь так из-за субботы. Я угадала?

— Нет, — выпалила я настолько поспешно, что мой ответ уже нельзя было принять за правду.

— Я так и знала, так и знала, — закудахтала Дездемона, прижимая к животу плюшевого медвежонка.

— Нет, Дез, честно. Не из-за этого.

Она закивала, совсем как врач, которому только что удалось поставить правильный диагноз своему пациенту:

— Ты боишься играть «в бутылочку», — вынесла она приговор (и совершенно справедливо).

— Нет… нет… Не боюсь.

Затем (я помню это весьма отчетливо) она закрывает себе лицо плюшевым медвежонком и сама начинает произносить слова так, как будто их говорит медведь, а не она. Она даже изменила голос. Он у нее получился с таким же псевдоаристократическим налетом, который она теперь использует практически всегда.

— Марта Сеймор, нами было установлено, что ты никогда прежде не обнималась с мальчиками. Подтверждаешь ли ты наши слова? — Она выглянула из-за медвежонка, чтобы убедиться, что я утвердительно кивнула ей. — Нами также было замечено, что ты будешь вынуждена целоваться и обниматься со многими мальчиками в субботу вечером. Подтверждаешь ли ты наши слова?

— Ну… М-м-м…

— Таким образом, теперь ты волнуешься из-за того, все ли у тебя правильно получится. Подтверждаешь ли ты наши слова?

— Ну… М-м-м…

Да-да, именно так все и происходило. Мне польстило то, что медвежонок из высшего общества распознавал всю правду о моей фобии относительно «целования и обнимания».

Дездемона отшвырнула игрушку в сторону.

— Ха-ха! Я так и знала!

— Дез, прошу тебя, не надо!

И в тот момент, когда я уже подумала о том, как она начнет бегать по улицам Дарема, рассказывая во всеуслышанье о моем позоре, Дездемона поступила так, как я и ожидать от нее не могла. Она произнесла совсем другие, приятные мне, слова:

— Все в порядке, Марта. Твой секрет останется при мне. Но почему ты так напугана? Тут не о чем волноваться, понимаешь?

Я наблюдала за тем, как она, лежа на кровати, неспешно, всей пятерней расчесывает свои светлые волосы. Некоторое время она ничего не говорила. Прошло с полминуты, и мне стало неприятно находится под прицелом ее голубых глаз. И тогда она сказала: