Розмари Роджерс - Любовная игра. Книга первая

— Вы… вы угрожаете мне?

Сара надеялась, что ее голос не дрожал. Она смотрела на него через стол широко открытыми глазами, пытаясь унять тревожное биение сердца. В конце концов, в его жилах текла кровь жестоких мстительных испанцев и мавров. А что, если он, принимая ее за Дилайт, привез ее сюда, планируя навсегда устранить из жизни своего брата?

В глубокой зелени ее глаз лежал отблеск золота, делавший их почти карими. Загар на щеках в мерцании оранжево-золотого пламени свечей казался еще темнее. А рот… Господи! Марко выругался про себя. Почему всегда при взгляде на ее рот ему хочется захватить его и снова сдавить поцелуем… и затем вспомнить, как много других мужчин целовали те же алые губы и были целованы ими в ответ?

Она поддевала его уже несколько дней, ее крошечные подслащенные колючки впивались в его кожу с такой силой, что становилось все трудней не схватить ее за стройные плечи и яростно не встряхнуть.

Она и в самом деле была совсем безрассудной, обыграв его в теннис, игре, которую он считал своей. Она играла, как амазонка, и отбивала самые коварные его удары. Он невольно прорычал ей потом:

— Должен признаться, что удивлен вашей игрой, но я предполагаю, мне следовало бы помнить, что теннис сейчас очень популярен!

Она была тогда в слишком приподнятом настроении, чтобы подтвердить его недоброжелательное замечание, но теперь ему удалось напугать ее, и ему хотелось, чтобы она оставалась в таком состоянии. Маленькая сучка, безусловно, заслужила это! Не только тем, что увлекла его до того, что он привез ее сюда, но и тем, что, несмотря на то, как она реагировала на его поцелуи и прикосновения, она продолжала заявлять о своей преданности его брату. Чуя его наследство, — у девчонки вряд ли были собственные деньги, ведь ее знаменитый отец даже не побеспокоился, чтобы официально признать ее. Он привез ее сюда, чтобы преподать ей урок и заставить Карло наконец понять, на какой женщине он собирается жениться.

Марко, размышляя, смотрел на нее почти с уважением, не беспокоя себя ответом на прямо высказанное обвинение, что он угрожает ей. Пусть съежится от страха! Пусть в этих больших зеленых глазах будет такой же испуг, как в глазах животных, предчувствующих свою гибель. Пусть боится его перемены ради, это, может быть, изменит ее нрав и сделает ее более уступчивой, чтобы угодить ему!

Ненавидя его за это высокомерное молчание и за то, как его глаза, казалось, холодно пронзали ее, Сара вскочила на ноги, нарушив возникшее между ними напряжение своим нетерпеливым криком.

— О… вы! Если вы думаете, что можете испугать меня, то вы ошибаетесь. И если бы я решила высказать то, что я думаю о вас, почему я… я… это, вероятно, заняло бы всю ночь! И мне больше не хочется ужинать, спасибо. На… самом деле мне хотелось бы уехать на рассвете, пожалуйста!

В своем стремлении быстрее оставить комнату и отвратительного Марко Сара почти перевернула стул, не обращая внимания на бесстрастного лакея, который ринулся вперед, чтобы отодвинуть его. Черт бы побрал этого дьявола, который оказался даже хуже, чем его описывала Дилайт. Надо как можно скорее сбежать от него.

— У вас отвратительные манеры! Вернитесь!

Если его стальной голос хотел остановить ее неровный бег по невыносимо большой парадной столовой, он не достиг успеха.

— Пошел к черту! — бросила Сара через плечо, не останавливаясь.

Позволить ему попытаться перебросить ее через широкую каменную стену, которую так невинно увивал цветущий, ароматный виноград, пахнувший тропиками?! Последнее, что она сделает в жизни, так это увлечет его за собой, тесно прижавшись к нему во время их долгого рокового падения в море.

В гневе она промчалась по ступенькам к дверям с пышной резьбой, едва услышав его приказание на резком испано-итальянском диалекте, с которым он обратился к слугам. Она остановилась в удивлении от того, что двое слуг, обычно открывавших перед ней двери, едва она подходила к ним, вместо этого встали перед дверьми, загородив ей проход, — и тогда, еще до того, как он снова заговорил своим резким голосом, до нее дошел смысл его приказа.

— Вы только еще больше усложните свое положение, если попытаетесь продолжить свое безумное бегство! Возвращайтесь к столу и садитесь.

Сара стояла, глядя на двери с мерцающими золотыми ручками, до которых всегда дотрагивались лишь руки в перчатках. Она не хотела возвращаться — он не может заставить ее!

— А… а если я не хочу? Если я откажусь, вы прикажете вашим вассалам принести меня обратно к моему стулу? Говорю вам, я хочу уйти. Покинуть это место и избавиться от вашего присутствия! Как вы смеете обращаться со мной, как… как с обитательницей мавританского гарема, которой не разрешено пользоваться правом на свободу?

— Если бы вы и в самом деле были обитательницей гарема, моя дорогая Дилайт, думаю, вам не хотелось бы уехать, потому что вы были бы слишком заняты тем, чтобы сделаться любимой игрушкой своего господина. Если бы вы заупрямились… тогда бы вас или высекли хлыстом или утопили. Будьте благодарны за то, что я не собираюсь делать ни того, ни другого — если вы не заведете меня слишком далеко. А теперь, пожалуйста, возвращайтесь сюда и садитесь на свое место. Зачем унижать себя?

Помощи ждать было неоткуда, на лицах двух мужчин, стоявших перед ней и смотревших куда-то поверх ее головы, не было даже искры сочувствия. Сара секунду взвешивала шансы, а затем с горечью, душившей ей горло, подчинилась обстоятельствам.

— Очень хорошо. Вы не оставили мне альтернативы, не так ли?

Распрямив плечи, как молодой солдат на параде, она повернулась, шелковая юбка короткого, открывающего плечи вечернего платья ударила ее по коленям. Ее стул был ловко отодвинут для нее, и она поблагодарила за это коротким кивком головы, прежде чем опустилась на него, держа спину прямо и с каменным лицом. Черт его побери! Чего он думает достичь таким произволом? К чему он собирается принудить ее?

— Вы всегда принуждаете женщин, чтобы они составляли вам компанию за обеденным столом? Или… или похищаете их ради забавы? Почему же я все-таки нахожусь здесь?

С другого конца стола на нее испытующе смотрели черные, как ночь, глаза, взгляда которых Сара начала бояться и ненавидеть, так как он, казалось, уничтожал всю ее слабую оборону.

— Почему? — медленно протянул язвительный голос, пока длинные пальцы отрезали ломтик сыра и поигрывали им на кончике ножа. — Как вы думаете, почему, Дилайт? Может, я пытался выяснить, соответствуете ли вы своему имени… а может, хотел узнать, насколько сильно на самом деле вы любите моего брата? Я вижу, как трепещет ваше горло.

Сейчас его голос стал таким же острым, как лезвие ножа, которым он играл: