Розмари Роджерс - Любовная игра. Книга вторая

Позади Анджело сидела ее мать с развевающимися волосами и в огромных солнечных очках. Она небрежно помахала им, пока они проносились мимо, и явно чувствовала себя на мотоцикле гораздо более удобно, чем до этого Сара.

— Какая марка мотоцикла? «Хонда»? На прямом участке дороги этот беби мог бы кататься без проблем! — сказал Мэт голосом, который вызвал у Сары желание закрыть глаза в ужасном предчувствии. Он не попытается… «Мазерати» набрал скорость, словно у него выросли крылья, и она закрыла глаза; все мысли у нее остановились, и она слышала, что ее собственное сердце стучит, как барабан.

Сара не открывала глаз до тех пор, пока не услышала грубую брань вырвавшуюся у Мэта.

— Черт подери! Ловкий ублюдок, должно быть, сократил путь по одной из тех аллей.

Если она слышит, что он говорит, значит, она еще жива. И если ветер не бьет ей в лицо, и мощные моторы не ревут в уши, стало быть, они остановились.

— Ты в порядке, беби? Я тебя испугал, не так ли? — напомнил Мэт с запоздалым сочувствием, заставившим Сару взбеситься. Если бы она не чувствовала в ногах такую слабость, то выскочила бы из его проклятого автомобиля, который он вел, как смертоносный снаряд, и пошла бы прочь без единого слова.

Когда ее глаза снова смогли четко видеть, Сара глубоко вздохнула, приготовившись сказать все, что она думает о его езде, но он больше не смотрел на нее.

— О, Христос, только не еще одна публичная сцена, пока фильм еще в работе. Мона, кажется, коллекционирует более ревнивых любовников, чем…

Сара проследила за направлением его взгляда, и больше не слышала ни слова из того, что он еще сказал. Толпа зевак собралась перед отелем, все с живостью наблюдали, как Мона, одетая, как мотоциклистка, в черные кожаные брюки и ботинки, вцепилась в руку Анджело, защищая его. Защищая потому, что высокий мужчина, который стоял лицом к ним обоим, казался гораздо более опасным. В самом деле — сердце Сары снова бешено забилось, — он выглядел очень зловеще: черные брови были сильно нахмурены, а сузившиеся глаза совсем не соответствовали холодной вежливой улыбке, искривившей его губы.

Мона была великолепно царственна, несмотря на неподходящий наряд, а Анджело, который все еще держался за мотоцикл, выглядел как громом пораженный.

— Я никуда не пойду с вами… я вас даже не знаю. Я здесь с Анджело, который меня обожает, не правда ли, дорогой? (Что сказал Мэт? Мона, кажется, коллекционирует ревнивых любовников?..)

Действуя почти инстинктивно, Сара подвинулась к Мэту и нажала на сигнал, который заставил нескольких зевак отскочить безопасности ряди. На этот раз даже Мэт подпрыгнул, прежде чем повернулся взглянуть на нее.

— Эй! Что…

Сара снова не услышала его. Все теперь смотрели на нее: Анджело, который начал ухмыляться, ее мать, которая не привыкла к тому, что не она в центре внимания, зеваки и…

Теперь колени у нее больше не дрожали, Сара распахнула дверь и вышла из машины с похвальным спокойствием.

— Видите ли, это не один из ревнивых любовников Моны. Это — мой!

Она намеренно наклонилась, чтобы поцеловать приятный, сексуально-чувственный рот Мэта, который мог бы и, вероятно, сводил с ума множество женщин. Точнее множество других женщин. Он был достаточно сообразителен, чтобы поцеловать ее в ответ, несмотря на ревнивого любовника, и достаточно опытен, чтобы указать на отсутствие у нее такта.

В его серых глаза было замешательство, когда Сара слишком резко оторвалась от него.

— Спасибо за поездку. Было так забавно.

Он небрежно помахал рукой.

— Prego!

Но она уже отвернулась и целеустремленно пошла прочь.

Это была воистину сцена Сары, и зрители пристально следили за ней, пока она шла от белого «мазерати»: и Мэт Бейкер — взглядом знатока и с почти дерзкой беспечностью, и Мона Чарлз, профессионально оценившая и одобрившая ее выход.

Анджело тихо произнес:

— Ах! Так вот в чем дело! У меня было такое чувство с самого начала…

Но Мона, как и остальные, внимательно смотрела на молодую женщину, свою дочь, выражение лица которой надежно маскировали огромные солнечные очки.

Сара никогда не была так близка ей и не казалась так похожа на Дилайт, ее любимого ребенка, как сейчас, в этот момент, когда Мона наблюдала, как она идет легким быстрым шагом, напомнившим ей пантеру, приближающуюся к своей добыче. Ее дочь оказалась великолепной актрисой! Бедная Сара! Мона почти вздрогнула от незнакомого чувства — острого желания защитить свою дочь. Мужчина казался способным на любое насилие, даже на убийство, несмотря на то что стоял, поджидая ее, с обманчиво небрежным видом.

Он ждал ее, и все, что могла теперь сделать Сара, коли уж она зашла так далеко, это не позволить себе зашататься или убежать сломя голову. Даже обычная злоба исчезла сейчас с его смуглого лица; оно казалось безжизненным, как грубо вырезанная маска с черными дырами для глаз. Но даже если она не могла видеть, она могла чувствовать по убыстрившемуся потоку своей крови и нервному биению сердца его холодную, едва сдерживаемую ярость.

Быстро найди, что сказать, Сара, девочка моя, или они освищут тебя! — свирепо предостерег ее разум, и она заставила себя улыбнуться — возможно, излишне сияюще.

— О, привет, Марко! Я, право, не ожидала столкнуться с тобой снова! Ты ищешь меня или…

— Так уж и не ожидала? — Его голос звучал почти вкрадчиво, но она обострившимися чувствами могла услышать под обманчивой мягкостью рычание дикого зверя.

Она попыталась снова заговорить с беспечной небрежностью, стараясь не обращать внимания на то, как его глаза пристально смотрят на пульс, бьющийся у ее горла.

— Нет, в самом деле, но поскольку ты случайно оказался здесь, я полагаю, ты мог бы официально познакомиться с Моной. Ты случайно не привез с собой мои платья? У меня как раз не было времени…

Дойдя наконец туда, где он стоял, неумолимый, как Немезида, она хотела повернуться к Моне, но Марко прервал поток слов, обхватив кисть ее руки, сделав ее снова пленницей. Глядя в его глаза, Сара с испугом поняла, что он без угрызений совести раздавит ей все кости, если она попытается вырваться.

— Боюсь, не совсем случайно. Мне также случается читать газеты. И иногда я правильно угадываю. К счастью, не так ли? Особенно потому, что у меня с собой все ваши платья, а вы, должно быть, устали от своей теперешней запачканной одежды. Я уверен в этом, зная, как вы привержены к купанию и перемене нарядов…

Она взглянула в его угольно-черные глаза и внезапно перестала ощущать все и всех вокруг них обоих. Странное чувство фатализма овладело ею, поймало ее, как в ловушку, сделало неподвижной и неспособной произнести какую-либо из дерзких речей, которые она подготовила.