Джун Зингер - Блестящие разводы

Участок, занимаемый «Ройял Продакшнз», вечером казался мрачным местом, погруженным в тени и приглушенный светом, но в то же время прекрасным и романтичным. Так думала Хани, когда Джошуа с гордостью вел ее по гулким павильонам, показывая, где снимаются его различные серии — полицейские — «Голливудский дозор», фантастические — «Очарованный остров», «Земля сердца» — о семье в Вичите, штат Канзас, на все вкусы…

Это была одновременно и фабрика грез, и то место, где личные грезы Джошуа Принса стали реальностью.

Хани зачарованно смотрела на него, когда он рассказывал ей, как десять лет назад пришел в Голливуд пи с чем, кроме своего виденья и веры в себя, в то, что сможет воплотить это свое виденье в быль — производить развлечения не для элиты, которая посещает театры, и даже не для тех миллионов, которые могут расслабиться только у экранов своих телевизоров, чтобы украсить их жизнь, сделать их счастливее. Слушая это, она была уверена, что его мечта была столь же благородной, как само вдохновение.

Неожиданно Хани поняла, кого ей напоминает Джошуа — ее собственного отца, но таким, каким он был до того, как сошел с рельсов, — по-юношески переполненным идеями, уверенным в своих способностях и праве на воплощение своей мечты. Те же мягкие манеры и тот же мягкий голос, даже некоторое внешнее сходство — бархатистые карие глаза, те же красивые, четкие линии лица.

Потом Джошуа повел ее в административное здание и в свое собственное владение — элегантную комнату. Здесь он поднес спичку к газовой горелке большого каменного камина, хотя стояла поздняя весна. Сидя напротив огня на софе, он показывал ей материалы к планируемой новой серии, которая лишь ожидала своей звезды, чтобы быть запущенной в производство и стать реальностью.

— Звезда? Ты, должно быть, имел в виду звезд? Трех звезд? — спросила она с сияющими, словно это тоже были звезды, глазами.

— Нет, теперь, когда я встретил тебя, я понял, что остальные две «разбитные девчонки» могут быть только сопутствующими персонажами. Только Хани-Роз может носить корону принцессы, потому что она и есть последняя общеамериканская девушка-мечта, ставшая явью.

— Хани-Роз… всеамериканская девушка-мечта, — повторила она вслед за ним. Это действительно чудесно звенело, и она уже определенно знала, что хочет стать частью мечты Джошуа Принса… Хочет, чтобы его принцесса стала явью.

И когда он обнял ее, поцеловал сначала в глаза, потом в губы, в шею, прежде чем раздеть, а потом медленно и нежно целовал каждую частицу ее тела, она была готова целиком отдать всю себя — разум, тело и душу. И когда он вошел в нее, она знала, что готова стать всем, чем захочет Джошуа Принс.

Смущенный Тедди остановился перед прикрытым тентом входом в отель «Бель-Эйр». Для него это был новый опыт — в свои сорок восемь лет он снимал номера во множестве отелей, но никогда раньше не приезжал в респектабельный отель в два часа ночи. Но, очевидно, это было возможно и не являлось чем-то необычным, потому что один дежурный служитель распахнул дверцу перед ним и осведомился о багаже, в то время как другой уже открывал дверцу перед Норой.

— Мы не забыли взять багаж, дорогая? — спросил он Нору, поскольку все устраивала она.

— Конечно, не забыли, — сказала она раздраженно, подошла к багажнику и указала служителю, какие вещи должны быть занесены.

— М-м-м, — мурлыкала она в глубоком раздумье, изучая содержимое багажника. — Это, — указала она на портативную пишущую машинку в побитом футляре, это, — на исцарапанный атташе-кейс, — и, конечно, это. Она указала на новенький блестящий кожаный портфель. — И это… — Этим была теннисная ракетка, нуждающаяся в перетяжке струн.

Потом она широко улыбнулась и прошла вместе с Тедди к регистрационной стойке.

— На мое имя? — шепотом спросил он.

— Конечно, на твое имя, дорогой. Розен звучит лучше, чем любое другое…

Когда они следовали за служителем в бунгало, расположенном за главным зданием отеля, он шепнул ей:

— Ты в самом деле все прекрасно устраиваешь…

— Ты еще не все видел…

Когда служитель открыл дверь, он застыл в изумлении, увидев комнату с огнем, пылающим в камине, на накрытом розовой скатертью столе все было сервировано к полуночному ужину, стол украшали розы, свечи, разноцветный фарфор и сверкающий хрусталь, большая бутылка шампанского охлаждалась в серебряном ведерке.

У него от нарастающего возбуждения пересохло во рту, он с нетерпением смотрел, как служитель вносит пишущую машинку, теннисную ракетку, портфель и атташе-кейс. Когда он наконец удалился, Тедди пробормотал:

— Ты действительно знаешь, как устраивать приемы…

Нагнувшись над столом, чтобы зажечь свечи, она послала ему поцелуй.

— Как на всех хороших приемах, лучшее еще впереди.

Не успели эти слова повиснуть в воздухе, он кинулся на нее, словно тигр, обнял ее сзади и, прижавшись, стал ласкать обеими руками ее грудь. Но тут же он был вынужден отпрянуть, потому что из спальни снова появился служитель, чтобы получить свои чаевые и осведомиться, не нужно ли прислать горничную, чтобы та помогла разложить вещи. Тут Тедди едва не расхохотался, хотя его тело сводило невыносимой болью. Все же он продолжал игру, понимая, что каждый званый вечер должен следовать своему расписанию.

— Как ту думаешь, Нора, тебе понадобится горничная?

Он был готов, если она скажет «да», повалить ее на пол и овладеть ею силою.

Она, должно быть, понимала это, ее глаза смеялись.

— Не надо горничной. — Но, продолжая его дразнить, спросила: —А когда официанту принести ужин?

Он понял, что наступил момент проявить себя — до сих пор она была хозяйкой вечера, но у него тоже были права, поскольку именно он был тем мужчиной, которого пригласили на этот чудесный прием. Он подошел к ней, сначала задул свечи, затем медленно нагнулся к ней и поцеловал в подставленные губы.

— Всему свое время. А сейчас наконец, я думаю, пришло наше время, и мы не можем больше откладывать…

Он стоял в одном конце комнаты, она в другом. Сначала он смотрел, как она раздевается, потом она совершенно спокойно ожидала, пока разделся он. Когда он остался голым, она подошла к нему, а он поднял ее, перенес в спальню, положил на атласные простыни и начал покрывать поцелуями все ее тело. Это было так сладко, и она не могла вспомнить даже, было ли ей так хорошо когда-нибудь с кем-нибудь другим.

Она чувствовала, как отлетают прочь годы, все было вновь, как в самый первый раз. И она стала медленно и сладостно отдаваться ему, так, чтобы его призраки испарились и чтобы все было новым и для него… тоже, как в первый раз. Она чувствовала на себе его подрагивающее от желания тело, чувствовала его дыхание, горячее и страстное, и они оба знали, что начинается время их будущего…