Людмила Зенкина - Порочный треуогльник

Ева лежала в постели, глядела на едва светлеющий в ночном мраке потолок и думала. Уже давно на сердце не было такой лёгкости и радостного трепета, она чувствовала невесомое обновление собственной души, очищение от былого скорбного покрова, но всё же, невидимый груз неотступно давил на плечи. Это была уже не тяжесть прошлого, она свалилась чёрным камнем и лежала теперь у ног, ожидая, когда эйфория утихнет и страдалица с печальным вздохом, снова взвалит на себя неподъёмную глыбу, этот момент придёт рано или поздно, не время ещё ставить крест на всём пережитом, но сейчас… Сейчас что-то другое заставляло неуютно ёрзать в постели без сна и отдыха, не смотря на смертельную усталость измученного болезнью тела — это ощущение неизбежности выбора, который нужно было снова совершить. Конечно, в глубине души девушка давно знала, какой её шаг станет следующим, но сперва, нужно было смириться с неминуемостью этого шага. Нельзя идти двумя дорогами, нужно выбирать.

Наконец, тревожная дрёма окутала воспалённое сознание, навалилась серым ватным облаком, мешающим свободно дышать, завладела мятежными мыслями, незримо сковала их и в темноту благоговейного сна начал вползать белёсой дымкой туман.

«Приди, пожалуйста, приди» — твердило эхо собственного неясного рассудка.

— Я здесь, — раздалось мягкое рычание из густого марева.

Привычный страх пробежал холодком по спине.

— Спасибо, — прошептала Ева.

— Я рад, что ты сделала выбор, — в чуть хриплом голосе слышалась улыбка.

— Но я ещё не сделала его.

— Ты уже всё решила, осталось лишь принять это.

— Скажи, что сейчас происходит в моём мире? Жив ли он ещё? — девушка отвела глаза, не желая продолжать разговор о будущем.

— Да. Если это можно назвать жизнью. Всё остановилось и медленно угасает… Но не стоит об этом печалиться, — волк попытался утешить свою создательницу, — такова судьба. Сколько миров ушло безвозвратно в недописанных книгах, в забытых страницах, в огне очагов. Всё мимолётно. Я рад и тем счастливым ярким дням, что мы успели пережить в нём.

— А если перечеркнуть всё написанное раньше? Если вырвать страницы? — Ева с надеждой глядела в тёмные глаза, но те хранили незримую печаль, даже когда пытались вселить смирение и радость в её сердце.

— Ты же знаешь, это невозможно, — снова фальшивая улыбка в голосе, — что написано пером…

— Знаю, знаю, — вздохнула блондинка. — Но я уверена, что придумаю, чем помочь. Не смогу безропотно смотреть, как мой мир гибнет.

— Я верю в тебя. Но, — он отвёл предательски грустный взгляд, — тебе стоит сейчас начать строить свою новую жизнь с…

— Молчи! — писательница вдруг повисла на шее огромного зверя. — Прошу тебя, молчи! — зарылась лицом в жёсткий серый мех. — Не хочу слышать ничего о моей жизни! Не хочу никого выбирать! Ни о чём думать тоже сейчас не хочу. Прошу тебя, давай просто побудем вместе. Помоги мне забыть о прошлом, ведь я уже могу, — волк ощутил, как кожа на его шее становится влажной от слёз, — я могу смотреть тебе в глаза. Мне не стыдно, не страшно! И да, я знаю, куда теперь идти, но прошу… Давай просто притворимся, что ничего не было — ни другой жизни, ни больниц, ни врачей, ни выпускного, ни моей книг. Будем как раньше — в детстве, болтать и смеяться всю ночь. Прошу тебя!

Серебристо-серая голова прижалась к плечу плачущей создательницы, нежные руки заскользили по широкому лбу, шее, спине, тонкие пальчики взъерошили шерсть за ушами. Ева вытерла слёзы, улыбнулась печально и ласково, почёсывая мягкий пушок на щеках волка, легонько поцеловала прохладный чёрный нос. И они говорили. Говорили много. Грустно и радостно, душевно и беззаботно — всю ночь напролёт вспоминали былое, смеялись, мечтали о чём-то несбыточном и просто нежились, прижавшись, и согревая друг друга, шепча клятвы вечной памяти их любви и дружбе. Они больше не боялись говорить о чувствах. И, хоть старались скрыть это даже от самих себя, оба знали — эта встреча будет последней.

— Уже пора, — прошептал чуть хриплый голос над ухом девушки, млеющей на могучей груди любимого животного. Она приподняла голову, посмотрела в тёмные глаза с лёгкой грустью в счастливой улыбке.

— Неужели ночь так быстро прошла?

— Да, вот-вот взойдёт солнце. Я не хочу прощаться впопыхах, когда Саша придёт будить тебя.

— Зачем прощаться, если завтра мы встретимся снова? — она смотрела на волка с надеждой и по-детски наивные глаза будто шептали: «Соври, пожалуйста, соври, только не прощайся навсегда».

— Конечно, — покорно обманул добрый, ласковый голос. — До завтра, милая. Я буду ждать тебя.

— До свидания, любимый, — шепнула Ева, с невинной улыбкой зарываясь в густую шерсть на горячей груди. Она закрыла глаза, почувствовав, как неуловимо ускользает тепло из-под её щеки. Пальцы сжались в последней тщетной попытке ухватиться за тающее в пронзительной тишине видение, но кожи коснулась лишь прохладная ткань простыни. Тихое шуршание хлопковой материи против воли прогнало иллюзии сна, но глаза открывать не хотелось. Было так страшно переворачивать самую светлую страницу своей серой жизни, которая создавалась когда-то кропотливо и долго, которую хотелось переживать вечно, но она вдруг оборвалась, прошла мимолётно, оставляя в памяти лишь неяркие очертания любимого образа и тихие отзвуки родного голоса. Что будет дальше? Что ждёт на новом листе? Неужели волшебная сказка, так привычно заменявшая реальность, закончилась? Или всё только начинается?

— Просыпайся, соня, — послышался нежный призыв где-то совсем рядом. Он мягко развеял остатки дрёмы, и девушка нехотя открыла глаза, — пора принимать лекарства, — произнёс Саша с добродушной улыбкой. Но подруга смотрела сквозь него взглядом полным неведомой ему печали, а по бледным щекам уже бежали неудержимые слёзы горькой утраты.

— Он соврал, — прошептала Ева, не приходя в себя. — Он ведь соврал…

Мужчина прижимал к себе беззвучно рыдающую возлюбленную — вот уже минут двадцать, как она проснулась и с тех пор никак не могла успокоиться. Тонкие пальцы сжимали промокшую от слёз рубашку, пылающее жаром тело непрестанно подрагивало в бережных объятьях. Блондинка раскрасневшимся лицом уткнулась в горячую грудь покровителя, губы её шептали что-то невнятно, а слёзы всё текли и текли, не желая останавливаться, не в силах унести из сердца память о последних словах любимого волка, пророчившего новую встречу и ушедшего навсегда.

— Ты в порядке, милая? — тихо спросил взволнованный голос, когда хрупкое тело девушки наконец перестало содрогаться в неуёмных рыданиях. Она чуть отстранилась, взглянула из-за нависших перед лицом прядей золотых волос в тёмные глаза Саши. Взглянула и застыла, завороженная их живой, тёплой глубиной. Как она не замечала раньше? Как не понимала? Эти глаза, с такой любовью и нежностью глядящие на неё сейчас, и те загадочные глаза, которыми взирал на писательницу сероволосый мужчина из снов, не просто схожи — они одинаковы. Сама того не подозревая, она воплощала Тимора с него — со своего лучшего друга. Набросив ему лет десять, напустив таинственной задумчивости во взор и посеребрив длинные волосы — Ева от самой себя скрыла сходство мальчика с мужчиной. Но сейчас, когда Саша сам так повзрослел…