Джеймс Джонс - Не страшись урагана любви

— Видел? — крикнул он, вытаскивая трубку.

— Да, черт подери! — сказал Грант. — Ничего подобного не видел!

— Знаешь, что это? — спросил Джим.

— Похож на лютиануса. Красного лютиануса. Но…

— Это красный лютианус, — ухмыльнулся Джим и кивнул.

— Но лютианусы не бывают такими большими.

— Ошибаешься, — ответил Джим. — А этот? Ты видел, Бен?

— М-да, — ответил Бен. — Глазам не веришь.

— Давай возьмем его, — предложил Грант.

— Ближе, чем мы были, к нему нельзя подойти, — ответил Джим. — Видел, как он остановился, чтобы нас подождать, когда оторвался? Он всегда идет на таком расстоянии. Пока не устает и не решает уйти. Я три года пытался застрелить его. Может, именно потому он прожил столько, что смог вырасти до таких размеров.

— Лютианусы такими не бывают, — снова сказал Грант.

— Но он есть, — возразил Джим. — Ребята, вы, наверное, среди всего лишь шестерых, кто видел его. Здесь никто не ныряет.

— Ты не пытался взять его обычным снаряжением? — спросил Грант. — Крючком?

— Нет, — ответил Джим. — Местные пытались, но никому не удалось взять его на крючок, Но если я не могу застрелить, то не буду и стараться. — Он дважды перевернулся в воде, как бы освобождаясь. — Ладно, пошли. Возьмем то, что сможем. Что ж, Рон, песня на ужин у тебя теперь есть, — ухмыльнулся он.

— А он вырос с тех пор, как ты его впервые увидел? — спросил Грант.

— Не заметил. Черт, что можно сказать о такой большой рыбе?

Погружение на этот раз произвело странное впечатление. Больших окуней на дне вполне хватало. Грант выбрал самого крупного из трех, стоявших рядом. Потом он начал гипервентиляцию. Нырнув, он ощутил, что пребывает в вечности, но почему-то не взбунтовался, а ощутил любопытное и воинственное возбуждение, а не нервозность. Он отметил, что диафрагма один раз непроизвольно дернулась еще до того, как он достиг дна. И конечно, рыба, когда он приближался, становилась все больше и больше. По каким-то непонятным мотивам Грант ощущал себя гораздо свободнее, чем всегда, физически свободнее, чем он был во всей своей жизни. Казалось, будто все время мира в его распоряжении. Каждая клеточка пела, и он пировал, медленно, лениво перебирая ногами в ластах. В какой-то момент он пересек ощутимую границу между слоями теплой и холодной воды. И вот он внизу. Рыба смотрела на него и, наконец, развернулась, чтобы убежать, но поздно. Грант чуть развернулся и выстрелил точно в спину позади плавников.

Рыба была по-настоящему огромной, вернее, была бы, если бы он не видел настоящей огромной рыбы. Грант высчитал, что в ней не меньше сорока пяти фунтов. И все равно, он едва не потерял ее, недооценив ее размеров, а следовательно, неверно оценив расстояние до рыбы. Из-за этого стрела, ограниченная длиной лески, не пронзила рыбу навылет. Гранту пришлось руками продавливать стрелу сквозь бьющуюся рыбу в песок. Затем он глянул наверх и начал долгое обратное путешествие. Джим и Бен, плававшие на поверхности, отсюда казались невероятно крошечными.

Он медленно поднимался. Когда он поднялся на двадцать футов, диафрагма непроизвольно дергалась каждые три-четыре секунды, но он не выпустил ни пузырька воздуха, он владел собой. Он даже замедлил движения ног на последних двадцати футах, потому что ему ненавистна была мысль, что все заканчивалось. Достигнув поверхности, он продул трубку и снова мог дышать.

Джим наблюдал за ним, а потом сам нырнул. Волшебное, прекрасное зрелище — коренастый ныряльщик лениво бьет ногами и опускается все ниже, ниже и ниже. Как будто Грант видел свое собственное погружение с точки зрения Джима и Бена. Бен ухмылялся ему и восхищенно качал головой. Отдышавшись, Грант посмотрел, как Джим застрелил рыбу и пошел наверх. На дне, естественно, он казался таким же крохотным, как и на поверхности, когда смотришь снизу.

— Знаешь, что ты сделал? — засмеялся и закричал Джим, выныривая. — Восемьдесят — восемьдесят пять футов, парень. И так легко. Да еще задержался проткнуть рыбу! Хладнокровно! Черт, ты нырнешь, парень, на сто футов, как только захочешь этого! Настоящий профи! — Истерически счастливый смех оборвался. — Ладно, пошли на лодку. Уже поздно.

На лодке Грант показал Лаки большую рыбу и уселся покурить, а Джим расхваливал его погружение на восемьдесят пять футов.

— Ну, у меня есть что рассказать и показать Дугу, когда он приедет, правда? — спросил он у Лаки.

— Конечно, — тихо ответила она. — Я очень тобой горжусь.

Грант выбросил сигарету за борт, сжал губы и ощутил, что у него застыли глаза, как у настоящего твердого мужчины, каким он, кажется, становился.

— Спасибо, — сказал он.

Прибытие Дуга не затянуло трещину между ними. Скорее даже наоборот, поскольку он привез с собой не новую девушку, о которой так возбужденно рассказывал по телефону, а Эла Бонхэма. Все было почти точно так же, как и в первый раз, когда они вдвоем появились в Гранд Отель Краунт, настолько похоже, что у Гранта возникло сверхъестественное чувство, что все это уже было, что все происходит повторно. Эти двое вышли, возможно, из того же такси, прошли по тем же ступеням, прошли почти тот же самый путь и в том же порядке. И только персонажи на полуденной веранде были другими. Бен и Ирма остались, но писательница с мужем, ставшие такими хорошими друзьями, уехали. Вместо них были кинозвезда и его жена-актриса. И Джим Гройнтон. Джим Гройнтон теперь был все время с ними и почти везде, разве что только не ночью, когда они расходились по постелям.

Лаки соблюдала все правила игры при Дуге и Бонхэме, как и при Джиме, Бене и Ирме, звезде и его жене и при всех остальных. Если рядом был кто-то из посторонних, она была блестящей женой и компаньоном, даже другом; и она прекращала все это, стоило им остаться наедине. Казалось, что Грант так и проведет весь остаток женатой жизни, так же, как и все сучьи сыны, которых он знал, и он начал чертовски уставать от всего этого. Самое страшное, он не видел даже способа хотя бы поговорить с ней.

У Бонхэма были новости, это выяснилось после того, как Дуг закончил рассказ о своей новой девушке и о том, почему она не с ним. Первое, что сказал Дуг, появившись на веранде и познакомившись со звездой и его женой:

— Ну, ребята, вы знали, что Лес Райт лесбиянка? — Он нацелился на них лбом и поднял вверх брови над ухмылкой.

Глаза у Лаки вспыхнули, и она понимающе ухмыльнулась Гранту:

— Ну, скажем, мы подозревали, что это возможно.

— У нее связь с Эвелин, Боже ты мой! — воскликнул Дуг. — А я чуть голову не вставил в эту петлю! — Затем он обошел стол и пожал руку звезде. — Здравствуйте! — сказал он с особенно очаровательной улыбкой. — Давно восхищаюсь вашими работами.