Диана Кади - Отвратительная истина

Блудецкий долго отказывался от приглашения, но Вадиму удалось его уговорить. Писатель согласился приехать, при условии что его не будут доставать дети. У Леры очень хорошо получалось изображать любящую жену. Блудецкий рассказывал ей те же истории, что и Марте в кафе. Лера молча слушала его и только изредка улыбалась. Писатель не стеснялся угощаться домашними блюдами хорошей хозяйки, запивая все это водкой. Обычно бывало наоборот: он много пил и закусывал чем придется; но кулинарные способности Леры и тоска Блудецкого по настоящей домашней еде сделали свое дело. Казалось, что хорошо выпить и закусить – единственное, что интересовало писателя в данную минуту. Но это было не так. Он успевал подмечать мелкие детали в поведении Леры и Келлера. Он заметил, с какой любовью смотрит на жену Вадим. С таким же блеском в глазах на него смотрела Марта. Несмотря на то что Блудецкий был ярым противником семейных ценностей, он втайне мечтал о том, что когда-нибудь тоже встретит женщину, на которую не сможет смотреть иначе. Он с презрением отворачивался, видя влюбленные пары, смеялся над ними, но очень хотел сам испытать то, что дается не каждому.

– Угощайтесь, – сказала Лера, поставив на стол яблочный пирог. – Вадим его очень любит, – прекрасно справляясь с ролью счастливой жены, добавила она.

– Спасибо, Лерочка. Если бы не моя любовь к свободе, я бы уже размышлял, как украсть Вас у Вадима.

– Даже не мечтай, – вмешался Вадим, не скрывая гордости за супругу.

– А зачем Вам свобода? – поинтересовалась Лера.

– Как зачем? Творить! Женщины ведь только мешают.

– Неужели Вам не хочется тепла, уюта, любви? Вам не одиноко?

– Иногда. Особенно зимой. Если бы семью можно было включать и выключать или выносить на балкон, как зимние шины, тогда да. А так… Бывает муж на час. А мне бы семью на зиму! – сказал Блудецкий и громко рассмеялся.

– Как можно быть таким циничным? Дети и любимый человек – это самое прекрасное, что может быть в жизни. Своими высказываниями Вы оскорбляете самое святое, – резко ответила Лера.

Вадим и Блудецкий переглянулись. Лера не переставала удивлять собственного мужа. Никогда прежде она не высказывала своего мнения, и даже когда Вадим допускал оскорбления в ее адрес, она молчала. Красноречивый писатель не нашел слов, чтобы ответить. Он виновато опустил взгляд и молча опустошил стакан с водкой. Вадим и Лера не пили, а Блудецкий уже не мог стоять на ногах. Он рвался сесть за руль, чтоб поехать домой, но Лера убедила его остаться. Она раньше не была знакома с Блудецким, но много слышала о его похождениях от Вадима и не одобряла их дружбы. Но, несмотря на свою неприязнь к другу мужа, она помогла Вадиму провести его в комнату и уложить на диван.

– Нужно было сначала постелить, – прошептала она, боясь разбудить Егорку, который сопел в соседней комнате.

– Да ладно уже. Пусть спит, – ответил Вадим. – Пойдем.

Он взял ее за руку, словно забыв, что они только изображают счастливую семейную пару, и увел в другую комнату. Блудецкий был очень пьян, но все-таки еще соображал и видел все, что происходит. Он не мог уснуть и думал о своей жизни. Сейчас ему как никогда хотелось встретить женщину, которая смогла бы его принять со всеми его многочисленными минусами. В этот момент он увидел маленькую Диану, шагавшую на носочках, чтобы не разбудить спящего дядю. Блудецкий закрыл глаза и сделал вид, что спит. Диана положила рядом свою любимую игрушку, без которой никогда не могла уснуть. Затем ушла, но через миг вернулась с наволочкой и стала заботливо укрывать спящего, как ей казалось, гостя.

– Вот так. Чтобы тебе было тепло, – приговаривала она, воображая себя взрослой.

Она любила копировать маму, от которой всегда получала только тепло и любовь. Тихо перебирая своими коротенькими ножками, она с чувством выполненного долга пошла в свою комнату. Блудецкий открыл глаза, и из них впервые за долгие годы потекли слезы. Бесчувственный сладострастник плакал, как ребенок. Только сейчас он осознал, что ему было нужно для того, чтобы быть поистине счастливым.

Утро у Блудецкого началось в час дня. Чтобы утолить жажду, он вышел на кухню, где уже сидел Вадим. Келлер был расстроен, потому что Лера снова куда-то ушла, не сказав ему ни слова, и он никак не мог на это повлиять. Только после третьего стакана воды Блудецкий заговорил.

– Не обманывай Леру. Она любит тебя, – сказал писатель без свойственных ему иронии и сарказма.

– Она сказала, что нет… – с отчаянием в голосе ответил Вадим.

– Любит. Это все женские хитрости. Поверь мне. Я знаю женщин. Я видел, как она смотрела на тебя, когда ты играл с ребенком.

Блудецкий вспомнил заботливую Диану, ему совсем не хотелось шутить. Писатель осознал, что ему нужно и в чем он боялся признаться самому себе.

– Ну что мне делать? Она холодна со мной. А Марта – как быть с ней?

– Если ты будешь с Мартой, это никому не нужные жертвы. Рано или поздно ты уйдешь от нее. А Леру ты любишь. Она твоя семья. Вы нужны друг другу. У вас растут прекрасные дети, и семья – это счастье, которое дано не всем, – ответил Блудецкий, и в его последних словах слышалось сожаление.

Вадим никогда не видел его таким. Да и сам писатель до вчерашнего дня жил совершенно другими ценностями.

– Он женат, – услышала Марта знакомый голос по телефону.

– Ты врешь. Откуда ты знаешь?

– Неважно. Я желаю тебе счастья, настоящей любви, но не с этим лживым ублюдком, – с ненавистью проговорила Ольга.

Ничего не ответив, Марта бросила трубку. Она не могла поверить, что Вадим лгал ей все это время. «А может, это Оля меня обманывает?» – спрашивала себя Марта, понимая, что подруга никогда не стала бы этого делать, даже несмотря на их частые в последнее время ссоры. Причиной их недавнего разлада стала реакция Марты на горе подруги: у Ольги умер отец, а Марта не только не поддержала ее и не появилась на похоронах, но еще и обидела убитую горем дочь. «Смерть – это естественно. Все мы умрем, а страдать из-за человека, который прожил долгую жизнь, – глупо и бессмысленно», – говорила Марта. Она не могла сочувствовать Ольге, потому что искренне не понимала чужой боли. Она ненавидела собственного отца, и, если бы умер он, единственное, что она бы почувствовала, – это облегчение.

Марта не находила себе места. «Как он мог? Я изливала ему душу. Он знал, сколько я пережила боли. Я доверилась ему, а он предал меня. Почему он не сказал мне? Мы же взрослые люди. Он мог сразу сказать об этом и не подвергать меня страданиям. Я бы все равно рано или поздно узнала. Боже, как глупо. Как жестоко. Я не заслуживаю этого. Господи, за что? Сколько мне еще страдать? Почему я должна верить в тебя, когда ты всю жизнь мучаешь меня?!» – думала она.