Татьяна Веденская - Впервые в жизни, или Стереотипы взрослой женщины

Ее очередной концерт. Она уверяет меня, что любит. Я не верю ни одному слову. Возможно, и может дышать под водой, но не умеет любить. И все же хотел бы найти ее подлинное «я». Увидеть настоящую, хотя бы на несколько секунд. Это было бы интересно. Что, если попробовать снять с нее всю одежду? Что, если не оставить ни одной лазейки, не дать произнести ни одного фальшивого монолога? Нагая и молчащая – может быть, это будет она?..»

– Господи, Олеська! – ахнула Анна.

– Вот гад! – воскликнула она, отбрасывая книгу в сторону. – Вот почему запрещал мне читать через его плечо. Кричал, что все равно не пойму. Что я – безмозглая идиотка. Что он сам не понимает, почему вернулся ко мне!

– Он писал о тебе! – прошептала Анна, подбирая с пола книгу. Олеся залезла в Интернет.

– А Камео – это как если бы, не знаю, Анжелина Джоли снялась бы в нашем фильме в малюсеньком эпизоде.

– В смысле? – удивилась Анна. – Почему именно Анжелина Джоли?

– Не в ней дело. Ну, пусть не она. Пусть Брэд Питт. Или вообще чтоб Жириновский. Главное, чтобы известная персона – и только в малюсеньком эпизоде. Тогда это и будет – Камео.

– И кто в этой книге Камео? – Анна склонила голову и пролистала еще несколько страниц. Они продолжали читать. Это было словно окно в тайные мысли Максима Померанцева, шпаргалка, которую нашли на полу после экзамена. Они читали всю ночь. Олеся периодически кричала, что убьет Померанцева, но остановиться не могла.

Максим был откровенен. Он даже описал, как снимает Олесю на видеокамеру. Описал это задолго до того, как сделал это в реальной жизни. Получалось, что долго думал об этом, планировал: и эти сцены, и ее реакции, и мысли, и ее наготу. Олеся сидела красная как рак, а Анна отводила глаза в сторону и пыталась скрыть смущение.

– Он пишет, что ты ему изменяла! – вытаращилась Анна, прочитав, как главная героиня, Актриса, проводит ночь с каким-то мужиком на загородной даче.

– Этого не было! – возмутилась Олеся. А было то, что ездила как-то зимой на дачу к одному своему другу или, вернее, коллеге по театру. Они праздновали Рождество, пекли картошку.

– Не было? – хмыкнула Анна. – Но, может быть, ты сама ему сказала, что так было? Так же, как ты сказала про Шебякина?

– Ничего ему не говорила. – Олеся испытывала странное чувство, читая описание своих мнимых измен. Получается, Померанцев был уверен в том, что она никогда не была ему верна? Не просто так думал, он черпал в этом вдохновение, складывал из этого образ своей Актрисы так же, как Олеся складывала свою героиню в фильме из скандалов и слез, пережитых с ним. Камео – это, конечно, сам Максим, зашедший в ее жизнь на минутку.

– Он собирался меня бросить, – с уверенностью заявила Олеся. – Он не собирался остаться. Чертов Камео – он хотел только на секундочку зайти в мою квартиру, подсмотреть все, что нужно для этой мерзкой книжонки, и уйти.

– Но он остался, – напомнила ей Анна.

– Я понятия не имею, зачем он остался. Может, хочет написать продолжение! – возмутилась Олеся и отбросила книгу на пол. – Решил продолжить изучать меня. Господи, он же столько раз мне сам это говорил. Я его забавляю. Удивляю. Развлекаю.

– Он на тебе женился.

– И что? – Олеся перегнулась через край кровати и подцепила уже несколько потрепанную книгу обратно.

– Может, хватит читать? – нахмурилась подруга. Дело шло к утру, на следующий день их обеих ждал поезд до Москвы. Анна не могла дождаться момента, когда сможет обнять детей и особенно когда муж сможет обнять ее. Она устала и от этих съемок, и от этих драм, которыми была полна жизнь Олеси. Но книгу все же дочитали. Почти в самом конце книги Рожкова нашла то, что ее так интересовало. Она нашла Леру.

Матгемейн с детьми приехал на вокзал, хотя Анна просила и умоляла не делать этого. Поезд причалил к Москве ранним утром, чтобы позволить всем бизнесменам и деловым людям из вагонов СВ сделать все их важные денежные дела и к вечеру уехать обратно. Расписание составлялось именно с учетом интересов этой группы пассажиров. Анна и Олеся не спали практически всю ночь, и теперь обе стояли на перроне, разбитые и усталые, с чемоданами в руках. В Москве потеплело, но это практически никак не ощущалось – слишком раннее утро.

И вдруг – сквозь толпу сосредоточенных, сонных людей, единым потоком устремившихся в сторону здания вокзала, послышалось шуршание и возня.

– Мам! Ма-а-а-ам! – Три голоса разных тональностей прорывались сквозь общий гул голосов, и Анна бросила чемодан на платформу, заметалась, пытаясь разглядеть их среди толпы неизвестных людей. Ее дети. Сердце быстро стучало. Как она могла уехать? Зачем было нужно все это? Как могла прожить четыре месяца – словно в полусне, заваленная работой до бессознательного состояния – без них.

– Энни! – Первой она увидела рыжую вихрастую голову поверх толпы голов в шапках.

– Матюшка! – крикнула Олеся и замахала руками. Анна же присела на корточки, расставила руки и тут же была снесена с места тремя детьми, бегущими со скоростью ветра. Она плюхнулась на асфальт, и оба близнеца оказались на ее руках. Маша стояла рядом, скрестив руки на груди. Матгемейн подошел через несколько секунд и с улыбкой помог жене подняться.

Трудно передать словами, что это за чувство – когда после разлуки Анна прижалась щекой к широкой ирландской груди своего мужа, уткнулась носом, обхватила его руками, насколько смогла, подставила губы для поцелуя. Маша рассмеялась и пробормотала что-то своему отчиму по-английски.

– Что? Что ты сказала? – Анна присела и принялась целовать Машу.

– Я сказала, что тебя там, похоже, вообще не кормили, – усмехнулась дочь.

– Ну, вы и даете, – покачала головой Анна. – Я же говорила вам не приезжать! Еще так рано. А как же школа? Вы что же, решили сегодня ее прогулять?

– Да! Да! – запрыгали на месте близнецы, как два мячика. – Прогулять!

– Вы едете с нами? – к Анне подошла администраторша. – Мы уже рассаживаем наших. У вас много вещей?

– I’ll take everything [11], – замотал головой Матгемейн, который уже вполне свободно понимал по-русски, но все еще плохо на нем говорил.

– Да у меня всего ничего вещей, – заверила администраторшу Анна и повернулась к Олесе. – Может, ты с нами поедешь? – Подруга покачала головой. Еще чего не хватало. Она видела, как Анна ложилась спать каждую ночь, запихнув под подушку их безмерной кровати фотографии детей и Матгемейна. Еще не хватало их сейчас отвлекать. Она кивнула администратору, поцеловала Анну и детей, пообещала прийти к ним в ближайшую же пятницу – как обычно. Все будет как обычно. Весна пришла, и все будет очень хорошо. Анна отвела Олесю в сторону.

– Ты простишь его? – спросила она, нахмурившись. Олеся помолчала.