Татьяна Веденская - Впервые в жизни, или Стереотипы взрослой женщины

– Ты уверена, что он все еще ждет меня дома? Максим не позвонил мне ни разу за все это время.

– Ты ему – тоже, – покачала головой Анна. Олеся кивнула.

– Значит, мы с ним похожи. Я не знаю, Ань. Ты, главное, иди. Позаботься о своем муже. Смотри, как он тебя любит! – Олеся улыбнулась и помахала рукой семейству Макконели. Анна, Матгемейн, Саша, Маша, Володя, баба Ниндзя. Интересно, как вообще возможно жить такой огромной толпой и не расплескать всей этой любви, перемешанной с усталостью, вопросами денег, необходимостью мыть посуду, подметать полы и делать уроки. Олеся никогда не представляла себя в центре такого огромного торнадо, которое закружило и унесло Анну.

Матгемейн подхватил чемоданы и увел свою Энни к машине, большому джипу одного своего коллеги по музыкальной студии, согласившегося помочь со встречей Энни из тура. Она удивленно поздоровалась с коллегой, пожала его руку, ответила на вопросы о погоде в Самаре, спросила о том, как Матгемейну работается на новом месте.

– Отлично, просто отлично. Приезжайте, у нас концерты по средам. Ирландские вечера.

– Да что вы? – поразилась Анна.

– Будет здорово, тебе понравится, – добавил Матгемейн.

– Не сомневаюсь. – Она с удивлением отметила, что за время отсутствия Матюша как-то неожиданно стал как будто более своим в этом сумасшедшем городе. В его движениях, в выражении лица появилась уверенность и внутреннее спокойствие, которого никогда раньше Анна не видела. Он забросил чемоданы в багажник, помог детям пристегнуться, усадил жену, а сам сел вперед, на пассажирское сиденье, и всю дорогу болтал о чем-то на полурусском, полуанглийском то с Анной, то с детьми, то со своим другом Дымом, как он его называл.

– Дома все в порядке? – спросила Анна Машу, на что та только фыркнула и переглянулась с Матгемейном.

– Don’t worry about anything. Ни о чем больше не беспокойся, – заверил ее Матгемейн, и Анна вдруг поняла, что действительно время беспокойства прошло. Она знала, что Матгемейн уже получил свой вид на жительство – ей звонил адвокат, заверил ее, что все в порядке. Больше не о чем волноваться. Матгемейн работает, баба Ниндзя звонила сказать, что он водил детей в цирк – и все вернулись целыми, чумазыми и невредимыми. Можно успокаиваться и начинать жить. Это было очень странно и непривычно – и не только после трех с лишним месяцев сумасшедшей ненормальной жизни в Самаре. Анна пыталась вспомнить, когда еще она слышала эти слова, сказанные бархатным мужским голосом – не волнуйся больше ни о чем. Владимир, покойный муж, говорил ей это. А потом были годы, за которые Анна ни разу, ни единого разу не слышала этих слов.

– Я не буду беспокоиться ни о чем. Господи, я так рада быть дома! – И Анна позволила себе полностью погрузиться в этот ленивый, медленный день, заполненный только поцелуями, пирогами, приготовленными дочкой Машей и Матгемейном, рассказами Полины Дмитриевны о том, как они тут были без нее. Как все было в порядке и они справились. Объятия мужа, о которых Анна так долго мечтала, которые даже снились. Его нежные поцелуи, сильные руки, снова прижимающие к себе. Отчего Анна так боялась, что он исчезнет? Кто бы мог подумать, что столько счастья может быть в маленькой спальне с плотно задернутыми шторами. Столько счастья, что становится трудно дышать.

Через несколько дней, когда волнение от встречи уже пошло на убыль, Анна позвонила Олегу Зарубину. Было время обеда, и он чуть было не отказался встречаться – были планы на вечер.

– Олежек, я раньше не могла позвонить, извини, – пробормотала Анна. Конечно, она не могла раньше. Матгемейн еще был дома. Анна мечтала о том, чтобы покончить со всем этим как можно быстрее и чтобы Матюша никогда ни о чем не узнал.

– Может быть, перенесем? – предложил Олег. – Я завтра свободен.

– Ты знаешь, я бы все же хотела встретиться сегодня, – пробормотала Анна. – Завтра мне детей не с кем будет оставить.

– А свекровь как же? – удивился Олег. Анна покосилась на проходящую мимо Полину Дмитриевну.

– Она завтра уезжает, – прошептала Анна, когда та скрылась в ванной комнате с кипой грязного белья. Первое время она часто возмущалась, что вот, мол, приходится стирать за черт знает кем. И что она не подряжалась обстирывать и кормить всяких ирландцев. Что именно баба Ниндзя имела против ирландцев в целом, было неясно. Но… возмущалась.

– Ладно, давай сегодня вечером. Только у меня не будет много времени, – с неохотой согласился Зарубин. Анна с облегчением выдохнула и отключилась. Свекровь вышла из ванной и внимательно посмотрела на Анну, а затем почему-то начала говорить о том, что за последний месяц Мотя, так она теперь сокращенно называла своего названого зятя… Так вот, Мотя за последний месяц заработал достаточно, чтобы их всех прокормить, оплатить счета и даже купить близнецам новую школьную форму. Старую они тут давеча порвали, лазали через школьный забор на спор с секундомером. Победил Сашка, форму изорвали оба.

– Представляешь, он нас всех водил на Восьмое марта в ресторан. Мальчики нарисовали открытки, а нам с Машей он подарил по цепочке, – пробормотала она себе под нос, заставив Анну глубоко задуматься, не является ли эта тирада своего рода закодированным сообщением. Если да, то Анна предпочла бы незакодированное. Что именно баба Ниндзя пытается ей сказать? Что Матгемейн умеет делать подарки? На пальце Анны красовалось кольцо, которое Матгемейн подарил ей на Восьмое марта – прислал с доставкой прямо в гостиничный номер в Самаре.

– Я так рада, что он вас туда сводил! – пожала плечами Анна, собирая сумку.

– Он вообще молодец.

– Это да, – кивнула Анна.

– Среди ирландцев все же встречаются приличные люди, – бросила наконец она. – Ты уж будь осторожнее, – и тут до Анны дошло. Полина Дмитриевна смекнула, с кем Анна идет на встречу. И теперь, получается, боится, что та вдруг по каким-то неведомым причинам передумает и решит встречаться с Олегом Зарубиным.

– Я его очень люблю, – заверила ее Анна, но Полина Дмитриевна продолжала смотреть с подозрением. Невестка решила, что не станет краситься – не стоит еще больше нервировать свекровь. Все, чего хотела Анна – это покончить с Олегом Зарубиным раз и навсегда. На их обычном месте в парке на «Речном вокзале» в пять часов. Анна вышла заранее, чтобы зайти в банк – она еще накануне позвонила им и предупредила, что снимает весь остаток со своего счета – все двадцать пять тысяч долларов, что ей удалось скопить за последний год. В особенности за последние полгода работы на кинематограф. Министерство культуры было особенно щедро, но повторять этот эксперимент Анна бы не стала. Она решила больше никогда не уезжать из дома дольше чем на несколько часов.