Эвелина Пиженко - Ты услышишь мой голос-2

Три самых волшебных дня в её жизни. Несмотря ни на что.

А сейчас… Сейчас всё настолько болезненно и неловко, что она чувствует свою вину даже перед этим плюшевым тигром.

…Телефон лежал в сумочке, в прихожей, и, достав его, Милена увидела несколько пропущенных звонков. Все они были от Журавлёва. Перезвонить?.. Он спросит, где она… И, хотя в том, что она приехала к Морозовым, не было ничего плохого, почему-то ей не хотелось объяснять, почему она не поехала к нему.

Скорее всего, он надеется, что она поехала к нему…

Милена вспомнила его вчерашнее выражение глаз. Она никогда не видела их такими. В них не было радости от встречи… Не было боли от нового расставания… Не было ни счастья, ни горя…

В них был страх. Страх потерять е ё. Она прочла это в первую же секунду, как только встретилась с ним взглядом.

Она как будто снова увидела перед собой его светло-карие глаза. Ужасно потянуло к нему…

Нестерпимо захотелось губами дотронуться до губ…

Просто взять в руки какую-нибудь его вещь — рубашку, его любимый высокий стакан, пачку сигарет…

«Наташа, прости меня… я поеду… потом позвоню…» — забежав на секунду в детскую, где Наташа укладывала Анечку, Милена на ходу расцеловала их обеих и, не дав опомниться, тут же скрылась за дверью.

…Перед тем, как войти в квартиру Журавлёва, она на секунду прикрыла глаза и сделала глубокий вдох.

Чистота, поразившая её в прихожей, была абсолютно везде, как будто хозяин только что закончил генеральную уборку. Холодильник был, действительно, пуст, но это обстоятельство её ничуть не огорчило… Поход в ближайший магазин замечательно займёт её время… время, которого до завтра остаётся ещё слишком много…

Чудовищно много…

Она отправится за продуктами прямо сейчас. Вот только поправит причёску.

А ещё — раздвинет на окнах портьеры… Солнечный свет вольётся в дом и окончательно растворит остатки грусти и сомнений…

…В первый момент она не поняла, что это… Стёкла за прозрачным тюлем оказались исчерченными какими-то странными линиями… Линии были золотистого цвета и удивительно ярко выделялись на фоне солнечных лучей. Отогнув тюль, чтобы разглядеть рисунок получше, Милена ахнула…

Это был её портрет.

Портрет во всё оконное стекло… Несколько штрихов… но она узнала себя.

…Она вдруг ощутила неведомую ей ранее лёгкость. Как будто с плеч упала огромная гора.

…Оказывается, он встречал каждое утро, глядя на её черты.

…Он нарисовал её сам?..

Конечно, сам. Он никому бы не доверил рисовать её портрет.

И зря она боится за него.

Всё будет хорошо.

Он никуда не пойдёт. Он ни с кем не будет выяснять отношения.

Она это знает. Она чувствует какую-то небывалую уверенность в нём. Уверенность и покой…

Она вдруг представила его… как он лежит сейчас в номере, подложив руки под голову… родной, любимый… он лежит и думает о ней. О ней — одной… и больше ни о ком.

И так будет всегда. Он будет думать только о ней. И любить — только её. Любить и заботиться…

Осознание этого пришло к ней откуда-то свыше… Она сама до конца не могла понять, откуда взялась эта уверенность, что всё будет именно — т а к…

Но она знает: в с ё б у д е т и м е н н о т а к.

Нет, звонить ему она сейчас не будет. Если он позвонит снова, она ответит… Но сама звонить пока не будет. И говорить ничего не будет. Ей нужно привыкнуть к этому новому чувству… А он… завтра он увидит всё сам.

Только бы дождаться этого завтра.

…Она нарочно встала в стороне. Она видела, как он напрасно блуждает взглядом по толпе встречающих… Его взгляд был настолько растерянным, что, не выдержав, Милена негромко произнесла:

— Женя!

Обернувшись, он на мгновение замер… Сумка выпала из руки… В голове почему-то зашумело…

Несколько шагов в её сторону…

Сомкнуть руки за её спиной… прижаться лицом а волосам, вдыхая их неповторимый запах… и стоять так целую вечность… стоять, сжимая в объятиях самое дорогое… нет, самое бесценное, что только могла подарить судьба…

— Я боялась опоздать…

— Это я боялся опоздать.

— Сегодня везде школьники… пробки…

— Как же я боялся опоздать…

Он чуть не забыл про брошенную на пол сумку. Разжать объятия было выше его сил… но, всё-таки ему пришлось это сделать.

— Может быть, успеем к Алёнке? — уже в такси спросила Милена, — В разных школах линейки в разное время.

— Я утром, перед вылетом с ней разговаривал. Всё нормально.

— Она не обижается, что ты не смог проводить её в школу?

— Нет, не обижается, — Женька внимательно посмотрел Милене в глаза, — я сказал, что завтра приду забирать её вместе с тобой… Ты не против?

— Конечно, нет, — она улыбнулась, — я даже не против забирать её каждый день.

— Я не сомневался, — он всё так же смотрел ей в глаза.

— Почему ты на меня так смотришь?.. И куда мы едем? Ты назвал какой-то странный адрес…

— Сейчас ты всё увидишь…

— И пойму? — пошутила она.

— И поймёшь… — Журавлёв, напротив, был абсолютно серьёзным и взволнованным.

…Детский дом-интернат, куда они вскоре подъехали, сегодня был праздничным — повсюду висели воздушные шары, а плакат «Здравствуй, школа!» над учебным корпусом был виден издалека.

Машенька, которую вывела к ним воспитательница, была уже не такая бледная, как несколько дней назад, и только худенькое телосложение и повязанная вместо белых бантов косынка напоминали о её болезни. Купленные Женькой по дороге пакеты со сладостями её, казалось, совершенно не интересовали: всё внимание было приковано к неожиданным гостям… Узнав Журавлёва, девочка перевела взгляд на Милену… Казалось, она не может оторвать от неё своих огромных карих глаз…

— Вы так похожи на мою маму…

— А я и есть твоя мама…

…Она знала, что т а к говорить нельзя! Она совершенно ничего не знала ни об этой девочке, ни о том, зачем Женька привёз её сюда… Он ничего не говорил ей дорогой, а она не спрашивала, где-то в глубине души чувствуя, что то, что он сейчас делает, очень важно для них обоих…

…Она знала, что не имеет права говорить эти слова вот так — сразу, без беседы с воспитателем, без предварительного знакомства с ребёнком, без совета с Журавлёвым… Она вообще впервые видела этого ребёнка, она не была готова к такому повороту событий, и — всё же…

…Эти слова вырвались сами собой. Как будто кто-то свыше сказал их её сердцем и губами…

— Я сейчас всё объясню… — Женька за локоть отвёл в сторону изумлённо-возмущённую воспитательницу.

Слушая его, она то и дело посматривала на девочку: обхватив тонкими ручками шею Милены, та буквально прилипла к ней всем своим худеньким тельцем. Ласково обнимая ребёнка, Милена даже не вытирала слёз, капающих на детскую косынку.