Триш Доллер - Практически нормальная жизнь (ЛП)

– Эй, Харпер, можно я задам тебе один вопрос?

– Валяй. – Она выглядит настороженно. Недоверчиво.

– Ты могла отвезти меня прямиком домой, но не отвезла, – говорю я. – Почему?

Харпер смотрит вперед через лобовое стекло, не оборачиваясь ко мне.

– Мне пора. Я на работу опоздаю.

Я не допытываюсь, просто вылезаю из Ровера. Ее недоответа пока достаточно.

– Еще увидимся, Харпер.

***

Когда захожу в дом, обнаруживаю маму в одиночестве за кухонным островком. Сжимая в ладонях чашку кофе, она устало улыбается мне, затем смотрит на часы.

– Ты до сих пор гуляешь?

– Вроде того.

Раньше мама сажала меня под домашний арест за ночные отлучки. Сейчас она даже не спрашивает, где я был. В ее глазах столько печали.

– Кофе?

От усталости у меня практически слипаются веки, но, думаю, я выдержу еще несколько минут бодрствования, чтобы составить маме компанию. Провожу рукой по лицу. Надо бы побриться.

– Конечно, спасибо.

Она тянется к шкафчику с кружками, и я замечаю, что у нее на пальцах нет колец. Они лежат в миске с мыльным раствором возле раковины. Странно. Мама снимает их, когда моет посуду, но всегда надевает обратно. Она наливает кофе в кружку с надписью "Мама Морпеха" и протягивает мне.

– Ты в порядке? – спрашиваю я.

Мама кивает, не поднимая головы, поэтому мне не видно ее лица. Когда она наконец-то смотрит вверх, замечаю слезы у нее в глазах. Черт. Эта ночь никогда не закончится. Мама промокает нос салфеткой.

– Твой папа вчера не пришел ночевать.

– Какого…? Почему? Где он?

– Я не знаю, – отвечает она. – Звонила ему на сотовый, но он не ответил.

Что-то неладно.

– Мам, что происходит?

– Он… мы не очень ладили в последний год. Не знаю, возможно, я сама во всем виновата.

Я подхожу к ней, обнимаю. Подобные проявления привязанности даются трудно – не только потому, что меня так долго не было дома. Я к этому не привык. Она падает мне на грудь, слова и рыдания вырываются наружу, словно плотину прорвало.

– Пока ты был в Афганистане, я немного… ну, я немного обезумела, – признается мама. – Ты не представляешь, как я за тебя боялась. Допоздна сидела в интернете, общалась с родителями других пехотинцев, гуглила твое имя, пытаясь убедиться, что ты жив. Каждый раз, видя новую статью о потерях среди войск США, я в ужасе ждала, что кто-нибудь позвонит в дверь и сообщит о твоей гибели. Затем они обнародовали имена, и я плакала с облегчением, не обнаружив в списке своего сына, потом плакала еще дольше, ведь чьи-то сыновья все равно умерли. Я с одержимостью следила за своим телефоном, чтобы он всегда был заряжен, проверяла его миллион раз в день, чтобы не пропустить твой звонок.

Мама вытирает глаза, но поток слез не прекращается.

– Из-за переживаний о тебе я не обратила внимания, когда твой папа стал задерживаться на работе. По крайней мере, я думала, что его отсутствие связано именно с работой.

Это не ее вина. А моя.

– Он мне изменяет, – заявляет она.

Мы все сволочи. Я. Райан. Отец. Все по одной и той же гребанной причине, хоть мотивы у нас и разные. То, что я здесь, утешаю ее, ничего не решает.

– Я его убью.

Мама вздыхает, шмыгнув носом, и отстраняется назад.

– Нет, все в порядке. Я не хотела… – Она проводит ладонью по влажному пятну у меня на футболке. – Я не собиралась взваливать это на твои плечи. Одному Богу известно, тебе и своих забот хватает. – Мама смотрит мне в лицо. – Трэвис, ты с кем-то подрался?

– Не совсем. Длинная история, – отвечаю я. – Ты спала?

Она качает головой, указывая на лист, лежащий на столешнице. Список покупок. Печенье для участия в распродаже выпечки и мойке машин, устраиваемых командой болельщиц. Химчистка. Я сминаю лист.

– Поспи сначала. А папа сам сможет забрать свои вещи из химчистки.

Ее глаза вновь наполняются слезами.

– Ты такой хороший человек, Трэвис.

Если бы мама знала, какую боль я хотел причинить собственному отцу, то поняла бы – до хорошего человека мне далеко.

– Иди спать, мам.

Я наконец-то добираюсь до своей спальни и падаю на кровать – слишком вымотанный, чтобы думать о папе или Харпер, или даже об излишней мягкости матраса. Если мне и снились какие-нибудь кошмары, они забываются до того, как я вновь открываю глаза.

Над головой медленно крутится потолочный вентилятор, и я не пойму, почему ощущаю запах овсяного печенья. Через мгновение до меня доходит, что я до сих пор во Флориде. Интересно, привыкну ли когда-нибудь опять просыпаться дома. Смотрю на будильник. Я отключился всего на пару часов, но сейчас сна ни в одном глазу.

Переодевшись из нижнего белья в плавки, иду к бассейну. Большинство парней похудели за время службы. Потому что, несмотря на высокую калорийность ИРП, разработанных так, чтобы на одном-двух человек мог продержаться целый день, они не в состоянии возместить вес, который ты теряешь, взбираясь по гористой местности при 40-градусной жаре в обмундировании на 30 кг. Я практически постоянно был голоден. Пусть мне не повредит набрать пару килограммов, однако это не значит, что я могу совсем облениться на побывке.

Примерно на пятом круге замечаю тень у края бассейна. Всплыв на поверхность, вижу отца, одетого в бледно-голубую футболку для гольфа и клетчатые бермуды.

– Привет, чемпион. – Он говорит как кретин. Чемпион – старое прозвище, еще тех времен, когда я потакал звездной болезни Дина Стефенсона. Отец чередовал его со спортсменом, тигром и киллером. Думаю, последнее сейчас подходит точнее остальных, но из уст этого продавца подержанных машин они все звучат лицемерно. Мы не станем друзьями, потому что он вновь счел меня достойным.

Держась за бортик и глядя ему в глаза, жду, пока отец скажет, зачем пришел. Его кадык опускается, когда он нервно сглатывает, отчего я мимолетно ощущаю чувство удовлетворения. Столько лет его боялся, но сейчас я больше и сильнее.

– Не хочешь съездить со мной на стрельбище? – спрашивает отец. – Чтобы не мешаться у матери под ногами, пока она готовится к сегодняшнему ужину.

– Какому ужину?

– К нам в гости придут Дон и Бекки Михальски.

Дон – папа моего друга Дерека. Он тренер, вечно орет на поле и злится, если игроки, тренера и рефери не выполняют его распоряжений. Завязывает драки с другими родителями. Ему навсегда запретили появляться на территории школы Ида Бэйкер за то, что он ударил их футбольного наставника. Мама ненавидит Дона, а его жена стыдится появляться с ним на публике. Не знаю, почему она согласилась пригласить его на ужин. Только если… дело не в Доне. А в Бекки.

– Думаю, мне лучше остаться дома, – говорю я. – Маме помочь.

– Уверен? – На миг замешательство отражается на его лице. – Я бы хотел посмотреть, каков ты в деле.