Джоанна Макдональд - Игры на острове

На следующее утро шестерка-обменялась подарками, собравшись вокруг елки, после того как все позавтракали, кто чем хотел, на самообслуживании. На лицах играли немного глуповатые улыбки, и все были радостны, расслаблены, дружелюбны. Похоже было на то, как если бы Купидон, раскрыв свой колчан, пронзил всех своими стрелами так, что не только в каждом из них возник непобедимый интерес к партнеру, но в то же самое время появилась несомненная симпатия к остальным четверым. Они были членами тайной секты, высаженные все вместе на необитаемый остров приключений, где любая личная радость как бы напоминала одну из многих нитей, которые опутали их общей паутиной наслаждения. «Это же настоящий Миллс и Бун», — думала Нелл, безмерно радуясь этому, в то же время будучи совершенно уверенной, что по другую сторону дня «Боксинг-дэй» [36] Боксинг-дэй — день на святках, когда, по английскому обычаю, одаривают подарками всех, оказавших услуги. уже маячит реальность.

С довольной улыбкой Алесдер подарил ей на Рождество альпинистские ботинки.

— Если бы я знал, что ты собираешься меня совратить, я бы подарил тебе что-нибудь более романтичное, — сказал он, наблюдая за борьбой со шнурками при примерке. Нелл нахмурилась, бросив на него взгляд исподлобья. Ботинки были сшиты искусным сапожником, прошиты и отделаны множеством кусочков кожи и мешковины; каждая строчка была водонепроницаемая, каждое отверстие провощено.

— Я считаю, что они очень романтичны, — с нежностью сказала Нелл Алесдеру и, поднявшись, с благодарностью поцеловала. Она надеялась, что он не заметил, как ей было нелегко удержаться от объятия. Он был такой теплый, такой добрый, такой настоящий — такой, в каком нуждалось ее измученное тело и ее «я». — Они уже истоптали мою моральную устойчивость, сломили сопротивление и превратили меня в бесстыдную потаскуху.

Живое лицо Алесдера скривилось от смеха, и он обхватил ее руками, желая в мечтах, чтобы ее было в этих объятиях побольше. Все двадцать четыре часа она была в поле его зрения, так что он знал, что все это время Нелл не рвало. Если бы он смог заставить ее есть нормально в течение недели, он считал бы, что она на пути к выздоровлению.

— Быстро они сработали, — сказал Алесдер, улыбаясь ей сверху. — Но ты их еще не разносила. Несколько волдырей ты перетерпеть смогла, а от постоянного успеха они будут сидеть как влитые.

— Ты же знаешь — я не сильна в постоянных успехах, — возразила Нелл. — Мне хочется броситься очертя голову, чтобы сразу вознестись наверх, на самую вершину.

— Ты просто задохнешься, — укоризненно сказал Алесдер, гладя ее по голове и целуя искрящиеся глаза. — Вид с вершины всегда стоит того, чтобы взбираться не торопясь.

— Кто кого здесь соблазняет — вот что хотела бы я знать?!

— Я сейчас покажу тебе, — временно отступив проговорил он, — какой ты мне казалась, когда я видел тебя в последний раз, на записи программы «Горячего Гриля».

Алесдер достал из кармана конверт и подал ей. В конверте лежала рождественская открытка:

— Я это написал до того, как приехал на Рождество. Собирался вручить тебе вместе с подарком.

Нелл развернула открытку. Кроме обычного напечатанного на машинке поздравления, на открытке рукой Алесдера было написано короткое стихотворение.

Перечитав стихотворение дважды, Нелл нахмурилась.

— Это еще одно Нормана Маккрэйга? — спросила она и, когда Алесдер кивнул, сложила открытку и сунула ему обратно в карман. — В этот раз поэт ошибся, верно?

Алесдер улыбнулся и возразил:

— Сегодня это не так, но вчера это было именно то, что я чувствовал. Ты была «по-прежнему потеряна для меня».

Нелл тряхнула головой:

— Ну что ж, сегодня это уже ошибочно, так же, как и завтра, и еще долго-долго, как я надеюсь.

Она подвела Алесдера к елке и сняла с ветки маленький пакетик, потревожив игрушечные серебряные колокольчики, и они зазвенели в честь праздника их любви. В других концах холла две другие пары, похоже, обменивались дарами и объятиями.

— Я вспомнила стихотворение, которое ты читал нам, когда потерялся Тэлли, — сказала Нелл, вкладывая в руку Алесдеру маленький подарок, упакованный в яркую бумагу. — Я знаю, что у тебя уже один есть, но надеюсь, что этот будет особенным.

Это был компас. Не тяжелый инструмент в бронзовом кольце, а легкий, практичный, миниатюрный компас в маленьком чехле из черной кожи. К кольцу, приделанному сбоку, была привязана черная шелковая лента, и Алесдер поднял его над головой.

«Сильвера»! — восхищенно произнес он, проведя пальцем по гравированному имени изготовителя.

— Самые лучшие. Откуда же ты узнала?

— А я и не знала этой фирмы, — призналась Нелл. — Я спросила в магазине в Глазго. Я купила его потому, что «N» обозначает Nord, «Север», и «N» — это Neil, Нелл, а стрелка всегда указывает на север, верно? Где бы он ни был, подумала я, компас должен напомнить ему обо мне. Так что теперь я тебя не смогу потерять, правда?

Алесдер смотрел на компас и понемногу поворачивал его так, чтобы стрелка указывала точно на нее. Подняв голову, он так посмотрел на Нелл, что у нее перестало биться сердце.

Нежным шепотом она процитировала:

— Никогда не думал, что ты сможешь запомнить, — сказал Алесдер, а в глазах его было удивление.

— А я запомнила, — ответила его возлюбленная.

Финелла, как угадала Нелл, щедро выбрала для каждого из них наряды из кашемира. Тэлли открыл свой сверток и обнаружил роскошный, двойной вязки свитер с узором «косами», темного оттенка индиго. Когда он мерил свитер, Финелла гладила его, как любимого кота, и что-то шептала на ухо. Увидев, что брат залился румянцем, Нелл остолбенела. Тэлли выглядел таким довольным и счастливым, словно не пережил совсем недавно разрыв с Флорой, а Финелла, прижавшись к его руке, напоминала мурлычущую львицу. Она, взяв Тэлли за запястье, вывернула наизнанку манжету: крошечное красное сердце было вышито на ее изнанке.

— Вот ты каков! — засмеялась Финелла. — На рукаве носишь мое сердце!

В этот момент через дверь для сотрудников вбежал запыхавшийся Мак.

— Марсали! Она телится! — выдохнул он, беспокойно обводя взглядом всех собравшихся.

Мик попросил Мака присматривать за коровами, пока сам он уехал домой на Рождество, потому что Мак, имевший опыт работы на ферме, был единственным, кому Мик доверил доить коров с той еще уверенностью, что заботами Мака коровы будут в тепле и удобстве.