Кристин Хармель - Забвение пахнет корицей

В этот миг мне становится отчаянно жаль дедушку, этого чудесного, доброго, теплого человека, бесконечно преданного своей семье. Я теряюсь в догадках, знал ли он, что его жена задолго до знакомства с ним навсегда отдала свое сердце другому.

Подняв голову, я замечаю, что Ален внимательно следит за мной.

– Никогда не поздно найти свою настоящую любовь, – он смотрит мне в глаза, – нужно только держать сердце открытым.

– Ну да, – шутливо отмахиваюсь я, – но не все такие везунчики, не всем же выпадает такое счастье.

Ален задумчиво качает головой.

– Иногда нам выпадает счастье, а мы боимся его увидеть. Я закатываю глаза и фыркаю.

– Ага, от мужчин прямо отбою нет, все только и мечтают за мной приударить.

Анни окидывает меня критическим взглядом и обращается к Алену:

– Это верно. Никто ее не зовет на свидания. Только Мэтт Хайнс, но он, типа, чудик какой-то.

Чувствуя, как кровь приливает к щекам, я закашливаюсь и напускаюсь на Анни.

– Ладно, хорошего понемножку, – рявкаю я. – Хватит болтать, пошевеливайся. Тебе еще штрудель готовить, поняла?

– Неважно, – буркает она.

Подготовительная работа идет лучше, чем я ожидала. Благодаря помощи Алена мы готовы к приему посетителей задолго до шести часов. Без двадцати семь заскакивает Гэвин, но в кафе полно народу, мы успеваем только переброситься парой слов. Я наливаю ему кофе, снова благодарю за помощь и желаю удачно потрудиться на веранде у Джо Салливана.

Анни убегает в школу, а Ален остается со мной. После того как схлынула первая волна завсегдатаев и я удовлетворила их любопытство, скупо ответив на расспросы о том, куда я исчезла на целых три дня, кафе пустеет, и мы остаемся одни.

– Фью! – присвистывает Ален. – А у тебя неплохо идут дела, моя дорогая!

– Могло бы быть и лучше.

– Возможно, – соглашается Ален. – Но мне кажется, ты должна радоваться тому, что имеешь.

На самом деле все, что я имею, это снежный ком долгов и кредит, который не могу выплатить, так что скоро останусь без своего дела. Но я не могу сказать об этом Алену – с какой стати я стану грузить его своими проблемами. Да и вообще, как мне сейчас представляется, все это сущая ерунда по сравнению с жизненными испытаниями, выпавшими на его долю. Мне даже приходит в голову, что со мной, должно быть, что-то сильно не в порядке, если я так легко огорчаюсь из-за подобных пустяков.

День пролетает быстро, и вот уже Анни возвращается из школы с солидной стопкой бумаги в руках.

– Когда мы едем навещать Мами? – осведомляется она, обнявшись и расцеловавшись с Аленом.

– Сразу, как закроемся, – предлагаю я. – Может, начнешь мыть посуду? Тогда мы закрылись бы пораньше.

Анни досадливо морщится.

– А ты не могла бы помыть? Мне нужно кое-куда позвонить.

Я перестаю перекладывать куски пахлавы с витрины и хмуро гляжу на нее.

– Позвонить?

В руках у Анни стопка листов, она теребит их и таинственно округляет глаза.

– Жакобу Леви. Вот!

Теперь моя очередь вытаращить глаза.

– Ты разыскала Жакоба Леви?

– Ага. Ну… в смысле, я нашла целую кучу Джейкобов Леви. И еще, типа, без счета тех, кто обозначен просто Дж. Леви. Но я буду обзванивать всех по очереди, пока не найду того Джейкоба, который на самом деле Жакоб.

Я вздыхаю.

– Анни, ласточка моя…

– Мам, только не начинай! – резко обрывает она. – Хватит сомневаться. Ты вечно сомневаешься! Я его найду. И ты меня лучше не останавливай.

Я, как рыба, беспомощно хватаю ртом воздух. Надеюсь, что она права, но номеров в ее списке не меньше сотни. И это неудивительно: я уверена, что здесь в Америке Джейкоб Леви – очень распространенное имя.

– Так что? Могу я звонить с телефона в заднем помещении? Поколебавшись, я киваю:

– Звони. Но только по номерам в США. С веселой ухмылкой Анни ныряет в кухню. Усмехается и Ален, поднимаясь, чтобы пойти за ней.

– Как хочется снова стать молодым и полным надежд, – замечает он. – А тебе разве нет?

Он исчезает в кухне следом за моей дочерью, а я остаюсь в кафе одна, чувствуя себя этаким Эбенезером Скруджем. Когда же я перестала быть молодой и полной надежд? Я не собиралась разрушать планы Анни и губить ее надежды, только хотела уберечь дочь от разочарования. Большие надежды приводят к большим разочарованиям, а от них очень больно, уж я-то в этом убедилась на собственной шкуре.

Вздохнув, я возвращаюсь к работе: убираю с витрины выпечку и перекладываю в герметичные коробки, чтобы на ночь убрать в морозильную камеру. Пахлаву я испекла сегодня поздним утром, она отлично продержится еще дня два, кексы и пирожки тоже заморозим, да и по крайней мере один штрудель можно оставить на завтра. Пончики нашего домашнего изготовления годны только один день, поэтому я обычно пеку их маленькими партиями, каждое утро один сорт. Сегодняшние, с сахаром и корицей, почти полностью разошлись, а оставшиеся три штучки отправятся в корзинку, которую я ежевечерне отвожу в женский приют – если, конечно, в ближайшие несколько минут на них не найдется покупателя.

Я слышу, как в соседней комнате Анни щебечет по телефону. Наверное, опрашивает одного абонента за другим, знают ли они Жакоба Леви, приехавшего в США из Франции после Второй мировой войны. В промежутках между звонками Ален что-то ей вполголоса говорит. Интересно что? Продолжает рассказывать истории о Жакобе, чтобы поддержать ее запал? Или как ответственный взрослый советует ей не слишком обольщаться – задача может оказаться невыполнимой?

Закончив раскладывать выпечку по коробкам, я убираю ее в большой промышленный морозильник. Потом готовлюсь к завтрашнему утру – мою противни, металлические формы для маффинов и маленьких пирогов. Анни повышает голос, пытаясь перекричать льющуюся воду.

– Здрасте, меня зовут Анни Смит, – слышу я ее звонкий голосок. – Я ищу Джейкоба, или Жакоба, Леви, которому сейчас, наверное… восемьдесят семь лет. Он француз. У вас нет такого?.. А-а, понятно. Ну, все равно спасибо. Извините. Да, до свидания.

Она кладет трубку, и Ален что-то негромко говорит ей. Она хихикает, набирает очередной номер и повторяет те же слова.

Я обслуживаю последнюю запоздалую клиентку, Кристину Сиврич из местной театральной труппы, она умоляет продать ей полдюжины пирожных – завтра к ее шестилетнему Бену придут в гости одноклассники. К тому времени, когда я готова закрыть кондитерскую и отправиться в больницу, Анни успевает сделать больше тридцати звонков.

– Ну что, пойдем? – Вытерев руки полотенцем, я снимаю с крючка ключи.

– Мамулечка, еще один звонок, можно? – умоляюще смотрит на меня Анни.

Взглянув на часы, я киваю:

– Только один. Но потом берем ноги в руки, а то не успеем в больницу в приемные часы. Идет?