Анна Маркер - Влечение: эротическая сага

– Ляль, наливай ей уже заслуженную штрафную.

– За что пьем? – Мила положила себе в тарелку оливки, на ароматный кусок белого хлеба ложку красной икры, немного зелени и по кусочку разного сыра.

– У меня есть предложение, подкупающее своею новизной, как говорит один мой коллега, – Марта подняла свою рюмку. – Пьем за сбывшиеся в нашей жизни мечты! Голубые, розовые, большие и маленькие, любые!

Они чокнулись, глотнули каждая свою дозу спиртного и с удовольствием принялись за приятную трапезу. Все блюда шли на ура. Марта в очередной раз покоряла их своими разносолами, хотя и жила несколько лет одна. «Семейные привычки изживаются последними», – любила повторять она подругам, клиентам и самой себе. Лялька, утолив первый стон голодного желудка, через какое-то время спросила:

– Это что еще за цветные мечты? Мечта, она и в Африке – мечта.

– В детстве мы так называли с Мартой самые отдаленные, маловероятные мечты: такое разноцветное рисование будущего в своей фантазии. – Вот у меня, – начала Мила, – например, была розовая мечта: уехать далеко-далеко. На самый краешек земли. Сесть на нём и поболтать ножками…

– Сбылась? – Лялька положила себе в тарелку большую ложку салата, что стоял ближе к ней.

– Да. Аркадий, когда мы поженились, уезжал в длительную командировку на Дальний Восток. Я к нему летала, и он показал мне этот краешек. Интересно другое, то, что о моей мечте муж ничего не знал! Мы забрались на сопку, которая нависала над Тихим океаном, как большая мохнатая шапка. Сели вдвоем на самый краешек. Четыреста метров внизу и перед нами ни-че-го, лишь непостижимая даль горизонта в свинцовой глади мирового океана. Видна только вода и край земли! Страшно и завораживающе красиво! А мы сидим и болтаем ножками. Как я мечтала в детстве. Недавно узнала от Насти, что она тоже мечтает увидеть край земли. Говорит, найду своего суженного и приведу к обрыву. Она у нас девушка с юмором, всё рисует своими красками. Видимо, Аркадий когда-то поделился с ней воспоминаниями…

– Как, кстати, он реабилитируется? Давление нормализовалось? – поинтересовалась Марта.

– Да.

– Как сам?

– И пульс хороший, и давление лучше. Строчит уже свои доклады на ноутбуке и медсестрам в поликлинике глазки строит.

– Глазки строить – не девок ломать! Флирт – это дело нужное и полезное. Главный гормон королей вырабатывается – жизнь продолжается… А я тоже вспомнила, какие у меня были в детстве мечты! – всколыхнулась Лялька и захлопала в ладоши от радости. – Целых три.

– Это только у нашей Ляльки.

– Ещё скажи: «Простой советской сумасшедшей».

– Заметь, это не я сказала.

– Смейтесь, смейтесь, девочки. Только я не называла их цветными. Слушайте. Первая. Чтобы нашу улицу Ленинскую…

– Которую в честь тебя назвали? – продолжала поддевать её Марта.

– Переименовали в Садовую, как до революции. Поверите, сбылась эта мечта! Вторая мечта, чтоб на нашей речке мост построили…

– Хрустальный? Как в сказке «Волшебное кольцо?» – пошутила уже Мила.

– Вдоль? – добавила Марта.

– Поперек! Четыре года назад мост отгрохали! А третья мечта, – Лялька немного задумалась – заработать пять миллионов, и создать дворец для солнечных детей – даунов. Чтобы они могли любить и их любили. Дарить им веру, надежду… я уже всё подсчитала.

– Долго твоей мечте ещё сбываться, – Марта понизила голос и немного сникла. В браке с мужем у неё не было детей. – А моя разноцветная мечта детства – простая женская мечта – просыпаться счастливой, с улыбкой. И она тоже сбылась, девочки… и жила со мной всю мою жизнь… Пока вот Лёша из жизни не ушел. Теперь цветных мечт не осталось, не снятся, не придумываются…

– Девчонки, давайте помянем его. Хороший он мужик у тебя был, Марта. – Вторую рюмку женщины выпили молча. – Если бы не эта болезнь, будь она неладна, навалилась так нежданно, шуршал бы сейчас на кухне, поддевал бы нас.

– И рыба-фиш уже здесь стояла, – у Марты увлажнились глаза при воспоминаниях о скоропостижно ушедшем муже. Подруги хорошо его знали и понимали, как нелегко ей сейчас одной жить в пустой квартире. – Помнишь, я тебе как-то говорила про точку невозвращения? Так вот она у меня появилась, когда Алексей умер. Жирная точка, не сотрёшь ничем. Этот порог я вряд ли смогу переступить. Я на мужиков теперь смотрю только как на коллег, пациентов и простых прохожих. И всё. Ни на кого не тянет, никто больше не нужен. Никакого влечения. И это, дорогие мои, уже диагноз, который ни временем, ни лекарством не пролечишь. – Она повернула голову в сторону Милы и внимательно с теплотой посмотрела на неё.

– У тебя осталось память о нём. И она обязательно даст тебе новые силы, Марта.

– Да. Замечательно, что твой Аркадий выкарабкивается… Силы нам всем нужны, верно, девочки?

– Тётки, хватит сопливиться!.. Что я вспомнила! Сейчас расскажу. – Веселье Ляльки было трудно чем-то сломить, и, по-своему обыкновению, она кинулась развлекать публику.

– После своих мужей… не тем они будь помянуты, но дай Бог им здоровья, как-то случай свёл меня с одним с журналистом ли, корреспондентом ли. Мысли у меня даже о замужестве появились. Приглашаю я его к себе в гости, пожить пару дней. Я тогда ещё одна жила, без родителей. Я, значит, бантик в причёску, тапочки с пушком, на кухне шкварчу, цветочки, лепесточки, ножечки, вилочки на столе. Всё, как учили. Он в комнате моей, за рабочим столом, стучит дятлом на компьютере, статьи критикует. Белинский с Чернышевским, ёк-макалёк! Вот думаю, заживём, забуду я с ним детство в коммуналке с обоями ярко лимонного цвета! Всё забуду. Буду как все – жить мыслями о светлом счастливом будущем. Ему поддакиваю, гениальность стимулирую, пижаму, тапочки прикупила, хотела подарить уже. А он, любезный мой труженик пера, выходит из комнаты в своей рубахе, понятно, давно не последней коллекции Прет-а-порте. Да это бы и ничего, я же пижаму-то купила ему, и рубаху бы со временем справили.

– Ну-ну, продолжай. – Марта промокнула глаза уголком салфетки, зная, как Лялька может поднимать настроение. Морщинки у её глаз весело напряглись в улыбке.

– Продолжаю. А воротник, девочки, на рубахе у него завёрнут во внутрь. Представили себе как? Я, было, поправить решила, кинулась к нему, прильнула своей косыночкой. И слышу от милого: «Ляля, – он меня тоже так называл – воротник за три дня испачкается». Он в свою командировку, оказывается, на три дня собрался. Я сначала не поняла, а потом… сгорели мои котлеты и салаты… сго-ре-ли… синем пламенем. И вспомнила газету промасленную, и как руками он бедную курицу терзал, она и так уже жаренная. Штаны вспомнила тренировочные под брюками…

– Так ты же говоришь, он корреспондентом был, а сама про какие-то штаны?