Ким Притекел - Восемь дней в октябре

"Это было хорошо. Ты знаешь, как я скучаю по ней в течение остальной части года?" - спросила я, обращаясь со своей кровати в сторону кровати Хоппер.

"Почему?"

"Что ты имеешь в виду - почему?"

"Хорошо, но она же не может поговорить с тобой. Почему ты скучаешь по ней?" - голос Хоппер был очень нежным, невинным, насквозь пронизанным любопытством.

"Я не знаю. Я говорю с ней, зная, что я никогда не получу ответа или комментария, но я до сих пор общаюсь к ней. Я рассказываю ей все, что со мной происходит, что нового я сделала или не сделала. Я не знаю, это, наверное, странно, но я как будто слышу ее ответы и комментарии. Звучит, как безумие?"

"Нет. Я иногда разговариваю с папой".

"Правда?"

"Да. Сможет ли она когда-нибудь снова говорить или нет?"

"Кто знает. Врачи в тупике. Они не могу сделать окончательный вывод о ее состоянии, но бывают моменты, когда ее находят забившейся в угол в коридоре, а дверь ее спальни открыта настежь. Она сидит там и выглядит так, как будто кто-то положил ее туда, но никто и никогда не делал этого".

"Она встает и выходит за дверь?"

"Я думаю, что - да, но я не знаю. Она вернется ко мне, вот это я знаю точно", - сказала я, и мягкая усмешка скривила мои губы.

"Я, б*ядь, верю, что она вернется к тебе, Джинни! А ты держись за эту веру, и она вернется".

Я улыбнулась этим ее словам. "Спасибо. Ты знаешь, когда я была ребенком, я так сильно хотела узнать ее получше. Больше разговаривать с ней, чаще быть с ней, чтобы лучше понять ее, как личность, а не просто, как надоедливую старшую сестру, - хмыкнула я. - Я всегда сводила ее с ума, всегда желала знать, что она делает, и умоляла ее обратить на меня внимание".

"Она на семь лет старше?"

"Да".

"Так вы не были близки?"

"Эх, так близки, как ребенок и подросток могут быть. Прикинь, в то время, когда мне было пять, ей было уже почти тринадцать."

"Трудный возраст." Я услышала движение на ее кровати и напрягла глаза, чтобы попытаться увидеть, что она делает. Я еле-еле смогла разглядеть очертания ее поднятых коленей, прикрытых одеялом. Она лежала на спине, закинув руки за голову.

"Да. У меня много сожалений, связанных с Корой". Вздохнув, я подумала, что моя сестра, возможно, навсегда окажется заперта внутри своего собственного разума. "А у тебя есть?" - спросила я в конце концов.

"Что? Сожаления?" Я снова смогла увидеть проблеск глаз Хоппер, когда она посмотрела в мою сторону. Я кивнула, потом поняла, что она, вероятно, не могла меня видеть.

"Да".

"Хм, - она помолчала с минуту, а затем сказала, - я действительно сожалею из-за ужасных штанов-парашютов в конце восьмидесятых. Ты знаешь, что я имею в виду, те - со всеми этими молниями? Ой! И что было с волосами? Да, я признаю, у меня была огромная львиная грива. Должно быть, она вызвала мою собственную озоновую дыру из-за всех этих лаков для волос".

Я засмеялась, а затем швырнула в нее подушку. "Давай, Хоппер. Я не про это спрашивала", - она поймала мою подушку, и к моему ужасу засунула ее к себе за голову.

"Ох, ты имеешь в виду серьезные вещи?" Я смогла увидеть блеск ее белых зубов. "Ладно, ладно. Да. У меня есть тонны сожалений", - она помолчала с минуту, и я решила дать ей время подумать, я действительно надеялась, что она ответит.

Я получила свое желание.

"Я сожалею о большей части последних лет своего второго десятка". Она остановилась. Я не позволю ей закрыть полностью открывшийся кран исповеди.

"Почему?"

"Потому что я устроила абсолютный бардак из своей жизни. Я сделала так, что мой брат стал проповедовать о людях вроде меня, и я заставила свою мать стесняться своей собственная дочери".

Подняв голову, я положила ее на свои ладони. "Как давно ты общалась с ними или видела их?"

"Ах, позволь мне подсчитать, - она выдохнула. - Я не видела Брайана с того дня, как была осуждена, значит, больше пятнадцати лет. Он присылал мне письма, пока я была закрыта, рассказывая мне обо всем том зле, которое я совершила, и как он использовал меня в качестве примера для своей паствы, чтобы научить их тому, чего нельзя делать. Моя мама… это немного другая история. Она была со мной в течение всего судебного разбирательства, а еще она приходила, чтобы увидеть меня внутри".

"Сколько лет тебе дали?"

"Восемь. Она сначала приходила примерно раз в месяц, потом каждые пару-тройку месяцев, и наконец - раз в год. Я не видела ее с Рождества около пяти лет назад. Я сожалею, что не успела сказать отцу еще раз перед его смертью, что я люблю его. Я сожалею о том, что он был бы очень разочарован во мне." Хоппер резко повернулась в мою сторону, ее глаза горели. Я не могла их видеть, но я точно чувствовала их. "Я сожалею, что втянула тебя во все это, в этот мой бардак. Мне очень жаль, Джинни. У тебя есть жизнь - дом, работа, кошка, все, что угодно. Ты не заслуживаешь этого".

"Это была плохая ситуация, Хоппер."

"Да, это так".

Я подпрыгнула, когда почувствовала мягкое прикосновение к своему горлу.

"Тебе все еще больно?"

Я могла чувствовать, как стучит мое сердце, прикосновение пальца к моей коже было таким трогательным.

"Немного". Я сглотнула, чувствуя, что пальца на мне больше нет.

"Прости, Джинни, - прошептала Хоппер, ее рука спокойно лежала на матрасе своей кровати. - Я не имела права поступать так с тобой, и у тебя есть полное право на свою свободу. Но когда все это уже сказано и сделано, я надеюсь, что ты не возненавидишь меня". Последнее было сказано так тихо, что я чуть не пропустила эти слова. Толкнув свое одеяло в сторону, я встала на колени рядом с кроватью Хоппер, оказавшись своими глазами на уровне ее глаз. Так близко, что даже в темноте я могла видеть ее глаза, уставившиеся на меня.

"Я не ненавижу тебя, Хоппер". Мой голос был почти таким же тихим, как у нее. "Я на самом деле не ненавижу тебя".

"Зови меня, Брок" - попросила она, звуча при этом, почти как неуверенный ребенок.

"Брок. Красивое имя. Твои имена такие разные и уникальные, как и сама ты". Я улыбнулась, и она улыбнулась застенчиво мне в ответ.

"Ты знаешь, я хотела бы встретиться с тобой при других обстоятельствах. На улице, в кофейне или еще где-то. Ты кажешься мне такой милой, по-настоящему хорошим человеком".

Я была ошеломлена ее словами и смотрела на нее мгновение не в силах придумать, что сказать. Встряхнув себя, я откликнулась на зов своего собственного настроения. " Вон там есть чайник, - я кивнула в сторону крошечного - на две чашки - чайника на комоде. Хоппер, а теперь Брок, улыбнулась, и ее желудок сам высказал свое мнение. Я засмеялась. - Думаю, твой желудок сам принял это решение за тебя. Ну, вставай", - встав на ноги, я опустила руки вниз. "Давайте поедим чего-нибудь".

Когда на следующий день мы проезжали через Денвер, Брок показывала мне различные места в центре города, где она болталась, когда была диким и непокорным подростком. Я думаю, что это был горько-сладкий миг для нее, смотреть на все эти здания и места, которые она использовала, чтобы скрываться с Остином и его друзьями. Когда это, казалось, начало доставлять ей неудобства, мы направились на выезд из города.