Елена Некрасова - Гиль-гуль

Завтра — первое сентября, Лена с Вероникой ведут детей в первый класс, все в сборах. Дети моих подруг напоминают мне их неудачные романы: у маленького Габика все чаще мелькает хитрая односторонняя ухмылка Миши Кациевского, а Катюха — вообще копия папочки, и главное — характер, ничего от Вероники. Мне скоро тридцать, вроде как пора заводить семью (что же еще делать в Израиле?). Страшно представить себя с детьми от своих бывших любовников, даже от тех двух-трех, кого вроде бы и любила. Еще хуже — и детей, и их самих, каждый день, рядом. На днях был день рождения у Катюхи, и, как обычно, вслед за Хармсом констатирую: дети — гадость! Почему-то все детские праздники, на которых мне довелось побывать, развивались по одному и тому же сценарию, несмотря на все усилия родителей-энтузиастов. Примерно через час от начала праздника дети-гости начинают ломать подарки именинника, потом закатывают истерики родителям, что тоже хотят быть именинниками. А игры-лотереи с призами за прочитанный стишок или отгаданную загадку их не волнуют, им подавай большущие коробки виновника торжества. Тогда детишек сажают за сладкий стол, и они жуют пирожные вместе с соплями. Одна семилетняя девочка, с виду ангел, завела трех мальчишек помладше в ванную и давай дергать их за письки, другая толстая девочка нашла торт для взрослых, с коньяком, и сожрала его. Ей стало плохо, она облевала новый диван. Я плохо помню свое детство, наверное, многие плохо помнят, потому что это довольно противно. Короче, мрак, и хватит о детях. Вчера мы с Мариком заезжали к его приятелю Максиму, который служит охранником могилы Самуила-пророка. Могила — на вершине высокой горы, самой высокой в окрестностях Иерусалима. Раньше я там никогда не была, потому что это уже арабские территории. Святое место евреев окружено арабскими деревнями, а сама гробница Самуила находится внутри большого запущенного здания, которое было построено в средние века крестоносцами и называлось церковью Святого Самуила. Во времена турецкого господства к ней пристроили мечеть, а потом в подвале евреи сделали синагогу. Поэтому сейчас в одном здании молятся евреи и арабы. Мы поднялись на крышу мечети, вид потрясающий, Иерусалим — как на ладони, видны все окрестности, даже Мертвое море и Тель-Авив. Возможно, у меня наметился очередной роман, хотя, казалось бы — почему Максим? Почему друг Марика? А Марик неделю назад сделал мне предложение, ответа не получил, но, кажется, думает, что я его невеста?! Похоже на то. Интеллигентный, умный, обаятельный. Предупредительный. Особенно в постели. Издал сборник стихов. А я решила соблазнить его друга. Даже не друга, так, приятеля, шомера с кевера (сторожа с могилы). Я давно не встречала таких больших и наглых мужчин, это возбуждает, даже его несуразные манеры. Он из Николаева, вроде был там женат, но уехал один. Главное, собиралась ведь не писать об интимном, но… не вычеркивать же теперь. Поэтому продолжаю. Он возбуждает меня (Марик — уже нет, к сожалению). Когда я смотрю на него, нервничает, сразу закуривает. Рассказывает дурацкий анекдот. В нем много настоящей, животной энергии, и он тоже воспринимает меня как самку, он не может быть равнодушным, светским. Когда на крыше я подошла и стала рядом с ним, он напрягся всем телом, когда положила руку на перила, невзначай коснувшись его руки, он отдернул ее и, бросив на меня какой-то безумный и растерянный взгляд, тут же спросил, когда наша с Марком свадьба. Я рассмеялась и оставила свой телефон. Никакой свадьбы. Позвони. Если хочешь. Конечно, хочет, мы оба хотим. Все это будет, разумеется, ненадолго, потому что влюбленность — это единственное состояние, в котором мне нравится пребывать. «И что же дальше?» — волнуются мои подруги. Да не важно, лишь бы не детские праздники. Кстати, хорошо, что он сидит на этой высокой горе, на территории, и живет где-то там неподалеку, на севере, кажется, в Рамот Эшколь. Не надо его никому показывать, они же сожрут меня после Марика (год с Мариком — уже почти семья). Позвонит? Надо было взять его телефон, подумает еще, что у меня квартира в Рехавии, я же не сказала, что снимаю… нет, не идиот же он. Так. Перечитала написанное. Все вышеизложенное смело можно назвать дневником б…ди.

Еще пару строк к вопросу о б…ди. Мое легкомысленное поведение можно объяснить не только первородным грехом (как это делает Ленка), но и астрологически. Старый каббалист и астролог рабби Ицхак Исраэль сказал мне примерно так: «Твоя душа в прошлой жизни полюбила одного человека, но сразу потеряла его. И в этой жизни она не успокоится, возможно, что и в следующей. Ты даже не представляешь, как тоскует твоя душа, и его тоже, но вы когда-нибудь встретитесь: такие души обычно находят друг друга, чтобы расстаться уже без сожаления». Во как. Оказывается, каббалисты верят в переселение душ, «гиль-гуль» это у них называется. Даже в моем простом русском имени старый мистик усмотрел нешуточную войну между буквами, а уж вместе с моими созвездиями, асцедентами, триадами-тетрадами и прочими лунными фокусами он распознал совершенно неуемную личность, падкую на приключения. Еще сказал, что на Востоке Дев всегда держали надежно запертыми в гаремах, потому что они вечно находятся в поиске новых ощущений. В организме моем тоже не все хорошо: правый глаз воюет с левой почкой, и что-то там еще. Зато баланс красоты и уродства во мне он счел очень гармоничным. На самом деле, я не иронизирую, но… слишком это сложно. Западный гороскоп прост, там написано, что Девы скромны и застенчивы, верные жены и лучшие хозяйки. Но Ицхак заверил меня, что это полная чушь, что астрология родилась не в Европе, а все западные астрологи — неучи и лентяи. Рабби Ицхак дружит с Евфанией, бывшей инокиней Елеонского монастыря, давней московской подругой моей мамы. Иногда я приезжаю к ней в Цфат и мы пьем чай с блинами и вареньями. Между несостоявшейся монахиней (ныне художницей) и подслеповатым рабби случилась нежная дружба.

Как все-таки смешно злится Абу Айман — то шумно втягивает носом воздух, то раздувает щеки. Да уж, двери мечети выглядят омерзительно, все в какой-то засохшей блевотине, причем намертво пристала, как цемент.

— Ты видишь, Абу Скандра?! Они разжевали свои вонючие пряники! Раньше они плевались только слюной, а теперь пряниками! — В его глазах слезы.

Как ребенок, ей-богу. Приходит сияющий, потом раздается взволнованный крик «бо, бо!» — удивляется, как в первый раз. Ну заплевали, обычное дело, надо вскипятить воду и отмыть уже эту дрянь…

— Нет, я обязательно подкараулю наглых пейсов, я сорву шляпы с их бестолковых голов. И растопчу! Давай сообщим о преступлении Ицику Дери, пусть приставляет к двери своих солдат, когда у этих всенощная! Ты понимаешь, Абу Скандра, ни один уважающий себя мусульманин не будет так мелко пакостить!