Елена Некрасова - Гиль-гуль

Чудо № 6.

Императорский храм, окруженный «стеной подслушивания». Находится в парке «Храм неба», в Пекине (сам я там не был). Эта стена явственно передает даже самый тихий шепот на несколько сотен метров. В храме, окруженном стеной подслушивания, император принимал гостей, иностранных послов, вассалов из других провинций и т. п., и ему становились известны все их настроения. Секрет этой стены до сих пор не разгадан. То ли это свойство строительного материала, то ли сама конструкция.

— Добрый вечер, Алексей Григорьевич! Неужели вы и тут работаете?

— А, Сян-цзэ, рад вас видеть! Да нет, это я так, кое-что… А я уже стал волноваться…

— Извините, что задержалась, но… дело в том…

— Нет, что вы, я не в этом смысле, это вы меня извините… у вас же такое несчастье.

— Все нормально, просто умерла одинокая женщина, мамина подруга… в общем, надо было все организовать. А почему вы не танцуете? Давайте я вас приглашу.

— Да я… честно говоря, не умею.

— Совсем? Даже вальс? Пойдемте, пойдемте…

— Нет, нет! Я как медведь, и вообще… пару раз попробовал, так меня чуть удар не хватил, вроде все просто, а как выйду, ноги сразу ватные становятся, ритма не чувствую, просто кошмар… нет, мне больше нравится наблюдать.

— Ладно, теперь я вижу, что вы не танцор, тогда буду вас охранять, а то наши девушки очень настойчивы, уже заметили, наверное?

— Вы меня просто спасли! Я поэтому и за ручку схватился… как за соломинку. Что поделать, так нас воспитывали: мол, танцы — буржуазный пережиток, вихляются только бездельники… Какая красивая музыка у этих вальсов, такая воздушная… необычная. Чудесные вальсы, мне кажется, у нас таких нет.

— Это Штраус.

— Да что вы?! Надо же. Вот видите, какой я неотесанный чурбан… прямо стыдно.

— Не наговаривайте на себя. Если вы не любили танцы, откуда вам было знать танцевальную музыку? В Китае танцы вообще были запрещены до прошлого года… Вам принести какой-нибудь напиток?

— Ой, что вы, я сам! Вам какой принести? Там есть лимонный, яблочный и ситро.

— Давайте лимонный. Хотя мне все равно, главное, чтоб холодный…

— А! Есть мороженное! Взять вам?

— Нет, спасибо.

Нет, спасибо, нет, спасибо… ойеееей… безмозглый идиот. Так опозориться с этим Шубертом… Шуманом… тьфу ты! Штраус! Это же классика, вот где пробел у меня колоссальный, литература еще куда ни шло… вернусь домой, все пластинки куплю… В музеи тоже походить надо, а то совсем себя запустил, культурный человек называется… да что же такое, с ума они все посходили?!

— Нет, милые девушки, я не танцую… нет, нет… Да что ж вы меня тащите, молодежи вам мало? По-русски не понимаем, да? Нет, говорю! Бу! [4] Нет! (кит.). Бу, бу!

Надо же, как вцепились… Автобус в девять должен прийти, а сейчас? Ага, половина… И как с ней дальше? На «вы», на «вы», какая там Вей-дин… какие там шуточки… а этот запах, духи какие-то, что ли, похоже на апельсин, нет, не только, что-то там еще… похоже, на меня это действует… несу какую-то чушь, а в голове какое-то скотство… сколько ей лет, интересно? Не больше двадцати пяти… Так, пропустите к буфету, товарищи! Будьте добры! Два лимонных передайте, пожалуйста! Ни черта не понимают, надо просто взять самому и все… Двадцать пять, как Вей-дин, а может, и меньше… скорее всего не замужем, я думаю, муж бы ее не отпустил… Еще этот белый костюм, похоже, не дешевый, а может это траур у них такой, я что-то слышал… Совершенно белое лицо… ну, она устала сегодня, понятно… или этот неоновый свет? Нет, у других не такие… боже, какая же я скотина, коммунист еще называется, ладно бы она еще со мной как-то там… Вей-дин вообще меня щекотала, и ничего, даже в мыслях такого не было… про войну еще вчера разглагольствовал… тут вам не война, тут кормят на убой и женщин в номер предлагают… так, все, надо взять себя в руки, а то потом я даже мыслей этих себе не прощу. И вообще, пусть Валя приезжает, я ведь тоже не железный, пусть бабушка с Иришкой посидит, она ж ее грудью не кормит… а главное, нужен ей такой старый осел, можно подумать… она же… самая красивая женщина, которую я вообще… все. Жалко, что не будет Вей-дин, с ней гораздо проще…

Воскресенье, 23 июня 1957 года, 9 ч. утра

Мы на пути в Ухань. Перед отправлением поезда пришла радиограмма, что ж/д путь в районе г. Ханькоу размыт вышедшей из берегов Янцзы. Поэтому едем окружным путем — недавно миновали Шанхай, теперь движемся на юго-запад. Этот уголок китайской земли я вижу впервые. Чем южнее, тем богаче становится растительность. Уже много мандариновых деревьев с зелеными плодами. Провинции, которые мы пересекаем, — основные поставщики мандаринов в СССР. По обе стороны от железнодорожного полотна — поля, засеянные различными культурами: рисом, хлопком, бобовыми, баклажанами, но больше рисом. Вдали виднеются горы. Нет ни одного пустующего метра земли, проблема земли в этих местах настолько острая, что ставится вопрос о снесении могил, межей и некоторых дорог. Могилы повсюду выросли в большие холмы. Население считает их святыми местами, и каждая семья хоронит своих родственников только в фамильной могиле. Общих кладбищ, вроде наших, как правило, нет.

На полях трудится много крестьян в соломенных шляпах; жилища их очень бедны, имеют ветхий вид (похожи на украинские мазанки, но крыша черепичная). Каждый участок поля (особенно рисового) орошается, для чего из разветвленной системы каналов вода подается специальным ветряком. Ширина каналов — 5-10 метров. Ветряки вращают в основном ногами, реже — с помощью вола. С поезда хорошо видно, как много людей занято на этой работе, даже дети ножонками изо всех сил стараются передвинуть тяжелое колесо. На полях в основном работают женщины. Тов. Лю Хан рассказал, что в этих провинциях (Хунань и Хубэй) женщины выполняют основную работу на поле и дома, а мужчины играют второстепенную роль. При этом женщины очень рослые, сильные и держат в повиновении своих мужей. Еще тов. Хан сказал, что, когда разрабатывались нормы полевых работ для сельхозартели, то учитывалось, что мужчинам не под силу будут нормы, выполняемые женщинами. У нас, конечно, тоже немало женщин занято на тяжелой физической работе, но это временно, из-за войны.

18.30

Приближаемся к довольно крупному центру — г. Цучжоу (это не доезжая до Уханя 400 км). Через четыре часа нам предстоит пересадка на другой поезд. Пользуясь случаем, товарищ Хан предложил нам посещение деревни Шаошань, родины Мао Цзэ-дуна, но из-за позднего времени и значительного расстояния (27 км от станции), а также необходимости переправы через большую реку на пароме решили воздержаться, а время между поездами использовать для осмотра паровозоремонтного завода.