Наталья Калинина - Аромат колдовской свечи

Позже, решив подтвердить или опровергнуть свои домыслы, я зажгла свечу во второй раз, но ничего не произошло! Мне это показалось странным, ведь я была почти уверена, что свеча может как-то воздействовать на людей. Правда, тогда я ошибалась, думая, что в ее составе есть какие-то наркотические вещества.

Когда свечу зажгли в третий раз, я опять чуть не погибла. Таким образом, дважды свеча на меня подействовала, один раз – нет. Егор предложил мне поиграть в игру «найди десять отличий»: вспомнить обстоятельства, при которых свеча зажигалась в первый раз и во второй, и, сравнив, найти то важное отличие, которое было условием для воздействия свечи. Я долго думала, перебирала в памяти все обстоятельства вплоть до мельчайших деталей. И… поняла! – Ника бросила торжествующий взгляд на Егора, но тот промолчал. Заложив руки за спину, он ходил по палате взад-вперед с таким видом, будто разговор его не касался, но, конечно, внимательно прислушивался к нему.

Девушка вновь обратилась к Кузьме:

– Так вот. В первый раз я пребывала в растрепанных чувствах: днем были похороны моего коллеги, потом я долго беседовала с сестрой Егора, и ее настроение тоже на меня повлияло. К тому же в тот вечер добавились… личные переживания. – Произнеся последнюю фразу, Ника осторожно взглянула на Егора, но тот, хоть и прислушивался внимательно к ее словам, сделал вид, будто не понял, что под личными переживаниями она имела в виду страдания от неразделенной любви к Андрею. – Во второй раз я, наоборот, находилась в преотличном настроении. Меня пригласил в ресторан Егор, и я была окрылена предстоящим свиданием. – Сделав это признание, Ника густо покраснела. Мужчина бросил на девушку короткий взгляд и чуть заметно улыбнулся. – Мои предположения о том, что свече, а вернее, как сейчас выяснилось, духу Прохора нужны отрицательные эмоции, подтверждало и то, что незадолго до гибели Стас поссорился с Лерочкой и находился в печали. Эдуард же по жизни пребывал в меланхолии, эдакий грустный Пьеро, а вечером накануне его гибели я отказалась поговорить с ним, потому что торопилась на интервью. Зная Эдичку, могу с уверенностью сказать, что своим отказом я нагнала на него вселенскую тоску.

Ну и случившееся прошлой ночью, когда при мне зажгли свечу в третий раз, лишь убедило меня в том, что в своих догадках я оказалась близка с истине. У нас с Егором вышла небольшая размолвка, и я грустила… Я права, Кузьма, в своих предположениях? В том, что дух Прохора питается унынием, грустью, тоской, вызванными ссорами и неразделенными чувствами? А светлые эмоции – радость, предвкушение прекрасного, любовь – его отпугивают? В первый раз меня спас звонок моего… друга, о котором я тогда грустила. Разговор с ним напитал меня теплом и счастьем и отпугнул дух Прохора. Во второй раз я была защищена радостью, вызванной предвкушением встречи с Егором, симпатией к нему, желанием увидеть его. В третий раз, когда я уже была почти мертва, меня опять же спасли мысли о Егоре. – Последнюю фразу она произнесла как будто с вызовом, адресованным Егору, но старательно не глядя на мужчину, прекратившего мерить шагами пространство палаты. О появлении в строительном вагончике призрака бабы Акулины она промолчала, пощадив чувства Кузьмы.

– Да, – ответил старик. – Не могу сказать, что вы не правы в своих предположениях. Моей защитой стали воспоминания о том, как Акулина, моя Плясунья, танцевала на деревенском празднике. Эти воспоминания вызывали во мне радость, нежность, трепет, волнение. Как только я вспомнил танцующую Акулину, ее улыбку и хрустальный голос, моя душа оттаяла. Дух Прохора отпрянул от нее, словно обжегшись.

Смею предположить, что Прохор боялся любви, и все положительные эмоции, с ней связанные, были ему чужды. Он не мог их принять, тогда как отрицательные – да.

Прохор был отшельником, как я уже говорил, избегал людского общества. О себе он почти ничего не рассказывал. Но упомянул, что не всегда жил в том доме на отшибе, в молодости он покинул свою деревню и долго скитался. Позже, уже покинув приютившее меня жилище и отправившись в «вольное плавание», я пытался раскопать прошлое Прохора, что было довольно сложно, практически невозможно, ведь он никогда не говорил, откуда был родом. Но по крупицам мне удалось кое-что разузнать о нем – достаточно, чтобы понять, почему он убивал девушек. В молодости он был сильно влюблен в одну девицу, которую излечил от страшной болезни, но та на его сватовство ответила решительным отказом и, более того, не побоялась прилюдно высмеять Прохора, о котором ходили слухи не только как о врачевателе, но и как о колдуне. Прохор не ответил, но затаил обиду и, когда через некоторое время девушка собралась замуж, отомстил. Утром после свадьбы молодых нашли мертвыми, и разгневанные сельчане мигом обвинили в их смерти обиженного колдуна. Прохор сбежал, долго кочевал и в конце концов прижился в той избе на краю поля, на жизнь стал зарабатывать целительством, но то, что в лечении, помимо трав и настоек, использовал и свою магическую силу, скрывал.

То ли стал сказываться возраст, то ли черное дело, совершенное им, так повлияло, но Прохор стал терять свою силу. Бросить целительство он не мог – то был его хлеб, но ему требовалось регулярно восполнять силу за счет других людей. Памятуя об обиде, нанесенной ему в молодости, в расход он пускал красивых молодых девиц.

В тех же условиях, в которых он находится сейчас, выбирать ему не приходится. Ему необходим запас силы, вот он и старается заполучить ее, не брезгуя никем.

Кузьма вновь сделал паузу, а Ника, задумчиво пощипывая одеяло, произнесла:

– Значит, и Стаса, и Эдичку убил дух Прохора… Со Стасом все понятно: он схватил эту проклятую свечу, не зная, что она с «сюрпризом». Как и я, впрочем. Но вот как так получилось с Эдичкой? Он что, тоже побывал в той избушке?

– Нет. Но чтобы перейти к вашему приятелю, я должен рассказать вам еще одну часть моей биографии.

После исцеления Акулины я еще какое-то время жил в доме Прохора. Выздоровление девушки кое-как реабилитировало меня в глазах сельчан, которые меня недолюбливали и едва не приписали мне преступлений старика.

Я остался в деревне и продолжил дело Прохора – врачевание. Но я лечил, пользуясь лишь своими знаниями травника и тщательно скрывая другие свои способности. Не хватало еще, чтобы меня всерьез обвинили в колдовстве! Потом я, уже в зрелости, ушел в город и бросил лечебную практику. Время было такое.

В конце восьмидесятых – начале девяностых, когда началась мода на нетрадиционную медицину, я вновь занялся целительством и развернулся в полную силу. Без ложной скромности скажу, что был довольно популярен и известен. Ко мне ехали лечиться чуть ли не со всего Союза. Приглашали на телевидение, брали интервью. Конечно, кто-то относился к моим методам лечения скептически, наелся я досыта и желчных отзывов. Меня даже пытались оклеветать: печатали заведомую ложь. Но народная молва действует лучше и чище прессы, не в обиду будь вам, Ника, сказано. Ко мне шли, обращались за помощью, и я помогал. Плату за лечение брал, но никогда не назначал цены, мне платили столько, сколько могли дать, и часто не деньгами, а продуктами, подарками.