Сьюзен Льюис - Слезы счастья

Положив трубку, Лиза вернулась в кабинет и на этот раз успешно дописала имейл, в котором просила Рокси посоветовать, с какими знаменитостями можно связаться по поводу участия в благотворительном проекте. Потом написала Эми, с которой несколько часов провисела на телефоне в тот день, когда Дэвид публично объявил о своем слабоумии, объясняя, извиняясь и обещая никогда больше не держать при себе таких судьбоносных известий. Хорошо, что больше не нужно было ничего скрывать, но это все равно было не то что общаться с Эми вживую. Мать очень тяжело восприняла новость, как будто диагноз Дэвида должен был оказать колоссальное влияние на ее жизнь и планы на будущее, в то время как, если разобраться, он ее не касался. В какой-то момент, когда Матильда попалась дочери под горячую руку, Лиза так ей об этом и заявила. К сожалению, в последнее время для Матильды стало характерным думать в первую очередь о себе; возможно, это был симптом старения.

Общаться с остальными друзьями Лизе сейчас не хотелось, хотя все они попытались связаться с ней, когда услышали новость. Она понимала, что они желают добра, но, обсуждая Дэвида с людьми, которые его едва знали, особенно когда речь шла о чем-то столь деликатном, она каждый раз чувствовала себя предательницей. Она даже Тони больше не звонила, хотя много раз ей хотелось набрать его номер. Он умел поднимать ей настроение и, несомненно, напомнил бы, что жизнь продолжается даже после такого диагноза. Но опереться на него так, как он предлагал, было бы неправильно. Дэвид пришел бы в ярость, если бы узнал, и, учитывая, как относился к ней Тони, это было нечестно по отношению к нему самому.

Чувствуя, что голову сдавливает тугой обруч, а сердце переполняет океан слез, Лиза посмотрела на телефон, лежавший на письменном столе рядом с чашкой кофе. Был еще один человек, которому она могла бы позвонить, но она очень сомневалась, что ей хватит духу. Как никогда уязвимая, со страхом ждущая, какую еще злую шутку сыграет с ней судьба, устоит ли она, если на нее обрушится еще один удар?

В конце концов, не тратя времени на дальнейшие колебания, Лиза взяла телефон и набрала мобильный номер Розалинд.

После третьего гудка в трубке послышался настороженный голос Розалинд:

— Алло?

Лиза закрыла глаза. Она была настолько напряжена, что ее голос прозвучал отрывисто, когда спросила:

— Это Розалинд?

— Да. Кто это?

Лиза вдохнула.

— Это Лиза, — сказала она. — Пожалуйста, не клади трубку. Нам нужно поговорить о твоем папе и...

— Ушам своим не верю! Извините, мне нечего вам сказать. — И в следующую секунду связь оборвалась.

Положив телефон обратно на стол, Лиза судорожно вздохнула и закрыла лицо руками.

Розалинд сидела за столиком у окна в ресторане «Зиззи», где они с Салли часто ели, когда вместе ходили в школу. Мобильный телефон по-прежнему был у нее в руке, и ее трясло от гнева и шока.

Какая наглость позвонить ей, как будто эта женщина имела право обсуждать ее отца! Конечно, будучи его женой, она все-таки имела такое право или, по мнению Розалинд, могла бы его иметь, не будь она и только она виновата в том, что происходило с Дэвидом, если с ним вообще что-то происходило, что для нее, Розалинд, было еще очень спорным вопросом. Пока не появилась Лиза Мартин, с папой все было отлично. Ну да, он страдал от постоянного нервного напряжения, отрицал свое горе и переутомлялся на работе, но это было для него нормальным. Так что, если эта дама возомнила, что может прибрать к рукам состояние Дэвида Кирби под предлогом какого-то сфабрикованного диагноза о слабоумии, она не только здорово просчиталась, но и ввязывается в серьезную судебную тяжбу, потому что Розалинд тоже проконсультировалась у юриста.

— Вот это да! Роз, ты? — послышался чей-то веселый голос.

Хотя ее приятное лицо было искажено злобой, врожденная вежливость уже пробивалась к поверхности, когда она подняла голову и увидела, что один из архитекторов, с которым они много работали, стоял рядом и лучезарно ей улыбался. Поскольку для этого человека у них с отцом и матерью всегда находилось время, Розалинд сумела даже немного сдобрить тон теплотой и сказать:

— Бен! Какой приятный сюрприз! Что ты здесь делаешь?

Тот рассмеялся.

— У меня офис за углом, — напомнил он.

— Точно, — проговорила Розалинд, чувствуя, что начинает краснеть. — Рада тебя видеть. Вы получили новые контракты, которые мы переслали на прошлой неделе?

— Наверняка. Я могу уточнить у секретаря...

— Ах нет, это не срочно. Расскажи лучше, как у тебя дела. Кажется, мы с тобой не виделись целую вечность.

Бен состроил гримасу.

— Я на какое-то время уходил со сцены, — признался он. Потом, указав на пустое место за ее столиком на двоих, спросил: — Ты кого-то ждешь?

— Жду, но я пришла рано, а она опаздывает, так что присаживайся, если у тебя есть минутка.

Отодвигая стул, Бен сказал:

— Я шел к юристу, отписывать львиную долю своего мирского богатства жене, которая бросила меня и в придачу забрала моих детей. По-моему, с таким делом можно и не спешить.

Ощутив мощный прилив сопереживания, Розалинд сказала:

— Ах, Бен, извини. Я понятия не имела.

Он махнул рукой, как бы говоря: «Подумаешь! Не велика потеря», но потеря явно была огромной.

— А давай я угощу тебя выпивкой, — предложила Розалинд. — Стаканчик для храбрости?

У Бена весело блеснули глаза.

— Хорошая мысль, — проговорил он, поглядывая на часы. — Пусть подождут, почему бы нет?

Рассмеявшись и ощутив, что оттаивает, Розалинд повернулась, чтобы обратить на себя внимание официанта, и, сделав заказ, сказала:

— Так куда твоя жена забрала детей? Ничего, что я спрашиваю?

Бен с мрачной иронией повел бровью и сказал:

— За три улицы от моего дома, к неплохому, в общем-то, парню — если не считать, что у меня руки чешутся врезать ему по первое число, — который в финансовом плане чувствует себя гораздо лучше, чем я. Но почему бы не укрепить новую семью моим доходом? Какого черта мне еще делать с этими деньгами?

— Боже мой, — простонала Розалинд, задумываясь, не придется ли ей в какой-то момент откупаться от Джерри, и понимая, что предпочла бы сжечь деньги, чем отдать их ему. — Не очень-то справедливо, как по мне. А с детьми ты хотя бы можешь видеться?

— По выходным два раза в месяц и иногда по праздникам, плюс время от времени я обязан выполнять функции няни. Я не жалуюсь, ведь это значит, что я могу проводить с детьми больше времени.

— Сколько им сейчас? Они были крохами, когда я видела их последний раз.

— Не верится, но Джастину скоро будет четырнадцать, а Сейди двенадцать, но она уже такая взрослая, что и до двадцати рукой подать. Ох и любит же она мною командовать! Но, пожалуй, это вечная история про дочек и пап. — Осознав, какую болезненную струну только что задел, Бен поморщился и с искренним сожалением проговорил: — Роз, я слышал о твоем отце. Мне очень жаль. Он такой замечательный...