Мария Лебедева - Туфельки от «Ле Монти»

Он вспоминал, как на даче ходили они с отцом рыбачить, и он, сидя в ожидании вечернего клева, мечтал стать таким же умным и сильным, как отец. Что же произошло, с горечью думал Никита. Почему эти самые близкие и любимые когда-то люди стали чужими? Кто в этом виноват?

Ему вспоминалась Татьяна. Только сейчас он понял, что относился к ней как к другу, видел в ней мать или сестру, но никогда не думал о ней как о любовнице. Порой их размеренная жизнь со стерильным бытом начинала казаться ему пресной и скучной, и он заводил интрижки на стороне, случайные и быстротечные, лопавшиеся, как мыльные пузыри, но приносившие ему временное облегчение, восполнявшие, видимо, недостаточность сексуального начала в его жизни с Татьяной.

Потому, наверное, и Аллу он выбрал не случайно. Алла казалась ему воплощенной женственностью, она была страстной любовницей, и в минуты высшего блаженства ему представлялось, что она самка какого-то животного, это приводило его в исступление. Но если правда то, что за все в этой жизни приходится платить, то Никита сполна сейчас расплачивался за былые ощущения, потому что самка оказалась из отряда хищников.

Живя у родителей в покое и неге, Никита размышлял о природе любви и пришел к выводу, что любимая женщина должна соединять в себе и любовницу, и мать, и сестру, и друга. Однако в ту пору это было лишь теоретическим умозаключением. Истинность же его Никите было дано проверить на практике, когда он встретил Ирину и полюбил ее.

Но до этой встречи оставалось еще долгих три месяца, ему предстояло побывать под жарким египетским солнцем.

Вернувшись в заснеженную столицу, он решил, что довольно глупо жить в квартире друга, если Алла ходит туда, как к себе домой, к тому же он надеялся, что при последней встрече перед Новым годом действительно напугал ее и она прекратит свои визиты. Когда он приехал в Черемушки и открыл дверь квартиры, то застыл на пороге: вся квартира была разгромлена — так рэкетиры громят заведения непослушных должников, не желающих платить им положенную дань.

Прибыла милиция, опросили соседей, которые, как выяснилось, ничего не видели и не слышали. В это трудно было поверить, потому что компьютер, телевизор и магнитофон были разбиты, а сделать это тихо вряд ли возможно.

— Да запросто, — пояснил сосед из квартиры напротив. Он был в одной майке и казался синим от бесчисленных наколок на груди и руках. — Подушку к кувалде привяжи — и хорош, и ни боже мой, ни хрена не услышишь, уж поверьте мне, гражданин начальник...

Участковый задумался над этим предположением, но Никита засомневался в доводах сведущего в подобных делах соседа и покосился на его синие руки. Однако подозревать соседа было бессмысленно, так как из квартиры ничего не пропало, ни одной ложки, ни одной видеокассеты. Ничего не пропало, но даже стены и потолок были исполосованы потеками черной краски, и квартира стала напоминать сарай или подвал для хранения ненужной рухляди.

Конечно же, Никита знал почти наверняка, что это дело рук Аллы, вернее, ее дебильных «мальчиков» в кожанках, но он с ужасом понимал, что ничего не докажешь, не нашлось даже ни одного свидетеля, который бы видел возле квартиры ее или этих подонков.

Через общих знакомых Никита разузнал ее телефон и позвонил, трясясь от возмущения и негодования.

Никита понимал, что звонить ей бесполезно и глупо, что разговор этот ничем, кроме оскорблений, закончиться не может, но остановить себя не мог, словно какой-то бес толкал его под руку и науськивал не сдерживать своей злобы, а излить ее хотя бы по телефону.

Алла, конечно, была удивлена, заявила, что знать ничего не знает, что две недели провела в пансионате на Клязьме и только вчера приехала. Потом она плакала, обидевшись, что он мог о ней так подумать, клялась, что она тут ни при чем.

— Теперь, значит, во всем я буду виновата? — говорила она сквозь рыдания. — А если бы у тебя деньги украли? Тоже я?

— В общем, так, — проговорил Никита, задыхаясь от бессильной ярости, — не надрывайся, твои актерские способности мне известны. Не считай меня за идиота, я уверен, что это твои штучки. И вот тебе мое последнее слово: если я еще раз увижу тебя или твоих дегенератов возле своей квартиры или квартиры Петра... я... убью тебя, клянусь, я не шучу, и передай это своим дебилам.

Никита решил не говорить родителям о погроме в квартире, зная отлично, каким ударом это будет для них и как отзовется на здоровье матери. Он нанял бригаду маляров, договорившись с ними на ближайшей стройке, и через неделю квартира приобрела божеский вид и сверкала как новенькая. Пришлось купить тарелки, рюмки и чашки с блюдцами, так как все, что можно было разбить, было педантично уничтожено. Больше всего горевал он, конечно, оттого, что попортили много книг и расколошматили компьютер.

Никита съехал с квартиры Петра и стал жить у себя, поставив стальную дверь с кодовыми замками. Он купил новый телевизор и, рыская по книжным магазинам, мечтал постепенно восстановить библиотеку. В общем, жизнь входила в колею, напряжение спадало, и понемногу он начал забывать, что где-то на Проспекте Мира проживает его бывшая жена, женщина мстительная и коварная, которая не прощает нанесенных ей обид и оскорблений.

В один из выходных дней февраля из командировки вернулся Петр, и Никита, взяв с собой Макса, чтобы тот не скучал в одиночестве, отправился навестить друга, которого не видел так давно. Когда Петруха выставил на стол бутылку их любимой «Лимонной», Никита растерялся: он совсем забыл о том, что друзей не встречают «на сухую», и приехал по привычке на машине.

— Оно и к лучшему, — обрадовался Петр, — заночуешь у меня. Ну что, блохастик, — обратился он к Максу, — остаешься?

Тот весело запрыгал, решив, что ему предложили гулять.

— Да понимаешь... — замялся Никита, — сигнализация что-то барахлит, Федя обещал только через неделю посмотреть.

Федя был их одноклассником, они вместе играли когда-то в футбол в сборной района. Теперь он работал главным механиком в «Автосервисе» и держал всех клиентов в черном теле, не разделяя на приятелей и незнакомых — это был Федин принцип, которым он гордился.

— Да ты под окна подгони, — предложил Петр, — смотри, сколько машин стоит, — и ничего. Уж одну-то ночь как-нибудь...

Никита так и сделал. Хотя квартира Петрухи была на шестом этаже и, если что, Никита, спустившись на лифте и обежав дом, не успел бы увидеть даже света от задних фар своей машины, все равно было как-то спокойнее от сознания, что вот она, под окнами, выгляни только — и увидишь.

Друзьям было что порассказать и послушать, сидели они долго, «Лимонную» сменил пятизвездочный армянский коньяк, потом выходили с Максом на прогулку, Никита проверил, хорошо ли закрыты дверцы машины. Вернувшись, они завалились спать.