Вера Копейко - Последний фуршет

Лиза почувствовала, что дрожит.

Еще можно взять и выйти отсюда. Выбежать, закрыть дверь на ключ. Забыть о клинках. Заняться чем-то другим.

Конечно, можно отдать это на откуп мастерам. Никаноров говорил ей, что у него работают Сергей и Алексей.

— Они умелые ребята, но хитрые, — снова услышала она его голос. — Как всякие мастеровые люди. Имей в виду, если с такими столкнешься. И ничему не удивляйся. — Он тихо рассмеялся. Она и не предполагала тогда, что Иван уже решил оставить все ей.

Лиза обернулась. Дверь была широко раскрыта. На фоне светлого нутра кузницы там, снаружи, казалось, непроглядная чернота. И если секунду назад темнота была здесь, а свет — там, то сейчас все переменилось.

Нет, не убежит она отсюда — туда. Вот он, свет ее будущей жизни.

В доме пахло деревом. Он был построен из лиственницы и обшит кирпичом, поэтому простоит еще сто лет. Столько ей ни к чему, но все равно приятно.

Комнаты оказались просторными, с тяжелой старой мебелью. Здесь все так, как было при Никаноровых.

Лиза бросила сумку на пол возле двери в гостиную и замерла. Постояла, прошла к окну, выглянула. Напротив, на балконе синего деревянного дома, дождь полоскал российский флаг. Она не поверила своим глазам и сощурилась — может, неубранное от дождя белье — белое, красное, синее? Но порыв ветра расправил полотнище, и Лиза с изумлением поняла — да, это флаг. Какие соседи...

Она поежилась. Здесь не жарко. Или это озноб?

Вернулась к сумке, порылась в ней и достала термометр. Он был сделан в виде собачки, героини японского мультфильма. Его подарили ей в галерее, когда она уходила оттуда навсегда, но тогда думала — на время. Собачка никогда не была пустобрехом и, пока Лиза обследовала спальню, сообщила — в гостиной шестнадцать градусов.

Значит, надо разжечь камин.

Лиза осмотрела веранду и нашла сундук, в котором лежали дрова. Сухие, они вспыхнули мгновенно. Ей всегда и везде нравилось смотреть в огонь. Но она никогда не стояла рядом с огнем в кузнице. Что ж, это произойдет завтра, когда мастера разожгут горн.

Лиза повела носом и уловила запах дыма. Он напомнил ей о том, что в шкафу видела кофе французской обжарки — самый черный кофе с крепким привкусом дыма. Надежда Сергеевна говорила, что они с мужем каждое утро пьют такой. Она сейчас же сварит.

Оказавшись хозяйкой дома в Валентиновке, Лиза ничего не хотела в нем менять. У нее есть свое поле для перемен — дача. После развода со Славиком они не делили вещи. Машина и дача — ее, квартира — его. Вот уж точно говорят: хороший человек тот, с кем легко разводиться. Значит, Славик хороший. И она не хуже. Лиза улыбнулась.

Дом на улице Максутова в Петропавловске-Камчатском Лиза вспоминала редко. Именно сам дом — сооружение из панельных плит с окнами между ними. Пять этажей, застекленные балконы. Сильные ветры зимой проникали сквозь швы, даже, кажется, сквозь сам бетон, поэтому люди преграждали ему доступ хотя бы через балкон. Но Лиза часто мысленно проходилась по комнатам. В отцовской главенствовал шкаф с коллекцией ножей, которые занимали его весь, с пола до потолка. Комната была полна книг, фотографии вулканов покрывали стены.

В комнате матери тоже книги, но бумаг — больше. Потому что мать позже отца написала диссертацию.

Лиза не могла вспомнить, помогал ли ей отец писать ее. Он был человеком строгих правил и считал, что каждый сам должен делать свое дело. Иногда Лиза удивлялась себе — как это она, так похожая на отца, взвалила на себя все дела Славика. Ей даже приходило в голову, что ее замужество — следствие глубокого стресса после гибели родителей. Это не она, а другая, глубоко напуганная девочка...

Лиза поздно легла спать. Но среди ночи неожиданно проснулась и никак не могла понять, где она. Это не Крылатское, потому что рядом нет Славика. Это не дача. Это... Ах, она в своем собственном доме. В Валентиновке.

Лиза села в постели. Ей что-то снилось, хорошее. Вспомнила — цветущие орхидеи и тропические рыбки. Смешно — неужели это все, что осталось в памяти от прошлой жизни? Или — это знак ей? Но какой?

Она потерла рукой затылок, потянулась. Может, это подсказка — сделать ножи с ручкой в виде орхидей и рыбок? Нет, не аквариумных рыбок, а карпов. Японские карпы — символ стойкости. Они подойдут к дамаску, который делают мастера Никанорова. А орхидея — тоже не простой цветок. Он — символ живучести. Способный существовать без почвы, но такой нежный, ароматный, приятный — разве не знаковый цветок времени?

Лиза снова опустила голову на подушку, а глаза остались открытыми.

Итак, у нее мастерская. В ней есть горн, наковальня, два мастера. Что она должна делать со всем этим?

Она хорошо знает искусство восточного клинка и теперь может воспользоваться идеями, которые предлагала людям из Ферлаха. Она нашла способ гравировать ножи новым методом, эффектным и более дешевым, чем травление.

Почему бы и нет? Во всем мире сейчас модно холодное оружие, которое воспринимается любителями и коллекционерами как произведение прикладного искусства. Его можно рассматривать часами, получать удовольствие от красоты линий, от искусства гравировки.

В клинках должно быть нечто, что заставляло бы смотреть на вещь завороженно, отвлекшись от каждодневной суеты. И главное, что обещает успех, — они доступны всем, их не нужно официально регистрировать.

«Я справлюсь со всем этим?» — спросила себя Лиза. И вместо ответа вспомнила вчерашний разговор с Ксенией Петровной.

— Знаешь, — сказала крестная, — мой зять преподал мне один урок.

— Какой?

— Он привел мне евангельскую притчу о талантах.

— В чем она заключается?

— Я лучше тебе объясню на примере. Три человека, каждому дано по сто рублей на три года.

— Ого, — насмешливо заметила Лиза. — Опасный капитал.

— Верно. Прошло время, один упорно трудился и вернул десять тысяч.

— Ох.

— Значит, ему можно доверить ответственное дело. Второй вернул сто рублей и бумажку, где делал расчеты всех операций, которые производил с этой денежкой.

Лиза снова хмыкнула:

— Длинный был столбик, да?

Ксения Петровна отмахнулась.

— Ему тоже можно поручить кое-что. А вот третий не хотел рисковать и спрятал стольник. Его-то он и достал через три года. Это значит, человек вообще не умеет управлять деньгами.

— Вы хотите сказать, что я... четвертая? А Никаноровы дали мне такой же шанс?

— Да, считай, в сто рублей. Остальные — у тебя в голове. Уверена...

Лиза, успокоенная, быстро заснула.

— Здравствуйте. Меня зовут Елизавета Николаевна Соломина. — Лиза смотрела на себя в большое зеркало. — Теперь эта мастерская моя, — сказала она и поморщилась.

Собственный голос показался ей противно-слащавым и каким-то просящим.