Вера Копейко - Последний фуршет

— Выпей немного, — Ксения Петровна кивнула на почти нетронутую рюмку водки, настоянной на хеномелисе, японской айве. Она была золотисто-желтого цвета.

Лиза нехотя потянулась к ней и подняла.

— Неплохо, — одобрительно сказала она. — Не зря говорят, что это напиток для эстетов.

— Мне тоже нравится, — Ксения Петровна отпила. — Я за свободу каждого, — добавила она, продолжая начатую тему.

— Знаете, чему я всегда удивляюсь? — Лиза смотрела на Ксению Петровну с восхищением.

— Чему?

— Вы всегда в себе.

— То есть? Ты хочешь сказать — я себе на уме или, напротив, погружена в себя?

— Нет. Я о другом. Вы всегда уверены в себе.

— Тренировка. — Ксения Петровна говорила с расстановкой, словно анализировала, что позволяет ей быть такой, какой ее видит Лиза. — Опыт. Вера.

— Расскажите.

— Да все просто.

— Не может быть.

— Может. Чего проще — перед тем, как выйти из дома, я заставляю себя смотреться в зеркало и нравиться.

— Это нетрудно, — Лиза махнула рукой. — Вы прекрасно выглядите.

— Спасибо. А днем я смотрюсь мельком, только убедиться — все ли в порядке. Я до вечера к этому беспощадному стеклу близко не подхожу.

— Ну да! — недоверчиво бросила Лиза.

— Смотреться в него — значит постоянно мучиться вопросом, как я выгляжу. Если я себе не нравлюсь, у меня пропадет уверенность в собственной безупречности. Дотошные англичане провели исследование и обнаружили, что женщины, которые занимаются фитнесом в зале с зеркальными стенами, устают больше, чем те, кто не смотрится в него во время занятий. Это понятно — когда не видишь быстрых перемен к лучшему, настроение портится.

— А... — начала Лиза, потом закрыла рот.

— Говори, говори...

— А... делают зеркальные потолки в спальне. Тогда они зачем?

Ксения Петровна бросила на нее быстрый взгляд и сказала:

— Это возбуждает, если само занятие и ты в нем — нравятся. Ты сделала такой потолок в Крылатском? — она сощурилась.

— Не успела, — хмыкнула Лиза.

— Ничего, успеешь, — насмешливо бросила Ксения Петровна.

— Хорошо. Дальше... рассказывайте.

— Я никогда не думаю о своих изъянах и никому не советую. Твои недостатки люди не замечают, пока ты сам не обратишь на них всеобщее внимание. Да и сама, чем меньше о них думаешь, тем лучше себя чувствуешь. Но я считаю, их следует превращать в достоинства.

— Например?

— У тебя длинные руки. Не заняться ли профессионально греблей?

Лиза расхохоталась.

— Лучше стать банкиром.

— Почему бы нет?

— Понятно. Но, знаете, я все же никак не могу взять в толк, — Лиза покрутила головой, челка упала на лоб, — почему Никаноровы решили все оставить мне?

— Подумали, что ты сообразительная, догадаешься, что делать с их домом и мастерской?

— Что при моем образовании у меня получатся хорошие оградки для могил и наборы для каминов? — Лиза поморщилась.

— Могу подбросить заказы, — усмехнулась Ксения Петровна. — Но если серьезно, Никаноров, я думаю, делал не только их. Я знаю точно, что Ивану заказывали и ножи, и...

— Гм, — неопределенно произнесла Лиза. — Мне показалось, его работники примеряли на себя эту мастерскую. Помните их на похоронах? Их обещания продолжить дело?

— Нет сомнений. На их месте я тоже прикинула бы, как она на мне сидит. — Ксения Петровна усмехнулась.

— А значит, я должна подготовиться...

— К не самому торжественному приему. Женщины-молотобойцы уже в прошлом, Лиза. Было время, когда они являлись «женщиной моей мечты». — Она засмеялась. — Да ты и не тянешь на молотобойца.

— А на их хозяина? Точнее, хозяйку? — Лиза расправила плечи.

— Тоже нет, — крестная вздохнула, — сейчас на женщину смотрят совершенно определенно...

— Как на кухарку, — бросила Лиза, чувствуя, как изнутри поднялся жар. «Надо же, до сих пор не улеглось это противное чувство», — подумала она.

— Не только. Идеальная женщина для нынешнего мужчины, — говорила Ксения Петровна, — это продолжение его тени. Она должна жить подле него, ради него, исполнять все желания и радоваться его вниманию. Это единственно возможный для нее способ самореализации.

Лиза скривилась:

— Это я уже проходила.

— Нет, ты сбежала раньше, — улыбнулась Ксения Петровна.

— Но я стирала, убирала, варила...

— ...кормила, покупала одежду и еду, удовлетворяла мужа в постели, служила предметом гордости перед друзьями и коллегами...

— ...всегда помнила, где он оставил свой журнал, взял ли с собой ключи, документы, деньги. Ухаживала за ним, когда он болел...

— Но ты не выполнила основное назначение женщины в социуме, а это — рождение детей. Если у женщины нет ребенка, не важно почему, она ничего не стоит в глазах мужчины. Второй сорт, — Ксения Петровна иронически скривилась. — Никакие успехи ни в чем не прибавят ей цены ни на грош.

Лиза усмехнулась.

— Вряд ли мои кузнецы способны выковать у себя в голове такие мысли, — заметила она.

Ксения Петровна пожала плечами:

— Да нет, конечно. Им такого не придумать. За них потрудились другие мыслители, но именно их чувства и представления послужили основой для кратчайшего резюме: баба.

— Вы просто заткнули бы за пояс составителей толковых словарей, — фыркнула Лиза. — Я так и вижу: «Женщина». А дальше — «Она же баба». Далее по тексту, который вы только что произнесли.

— Но, Лиза, это правда. Между прочим, твоя умная мать догадалась обо всем сама.

— Моя мать?

— Да, — произнесла Ксения Петровна. — У тебя была очень умная мать.

— Что же было в ней такого умного? — спросила Лиза.

— Она уловила то, что я тебе сказала. Точнее, все, что мы с тобой сказали друг другу только что. Она хотела ребенка, потому что подсознательно ощущала, как мужчины смотрят на женщину без детей. Любой из них, давая себе в том отчет или нет, спрашивает любую женщину мысленно: ты хочешь, чтобы я тебя трахнул? Вот и все. А остальное — виньетки. Обрати внимание, что в рекламе повторяется чаще всего? Все эти дезодоранты, помады, лаки для волос, которые обещают сделать женщину ароматной, желанной, счастливой, благополучной? Какая у них форма? Что она тебе напоминает, а?

— Одно и то же, — усмехнулась Лиза. — Мужские прелести.

— Значит, все женское счастье зависит от того, насколько она нужна мужчине, а секс становится смыслом жизни. Понимаешь?

Лиза молчала. Она смотрела на Ксению Петровну, которая от водки расслабилась, говорила таким тихим голосом, как говорят люди, хорошо обдумавшие все, что произносят.

— Как будто секс — высшая награда, на которую женщина может рассчитывать на земле, а фаллос — инструмент, которым мужчина осчастливит ее. Знаешь, выхожу я как-то из метро, хорошо одетая, причесанная, но печальная. И вдруг слышу: «Хочешь, я тебя трахну?» Поднимаю глаза и вижу какого-то непромытого, непробритого, непроглаженного мужичонку. Даже тако-ой, — Ксения Петровна покачала головой, словно до сих пор не избавилась от удивления, — решил, что он может меня осчастливить, прогнать мою печаль. Потому что у него есть то, чего нет у меня!