Александра Гейл - Дневник. Поздние записи [СИ]

Последствия данного рода травмы могут быть совершенно разными. Мой вариант — частичная потеря памяти. Приведу пример.

Дэнни крадется в спальню Карины.

— Только не начинай вопить, никакой я не маньяк, просто ищу зайца Жен. Она рыдает, слышишь? — прошептал он покаянно. И тут Карина проснулась.

— Что ты здесь делаешь?! — подскочила она на кровати.

— Ищу зайца…

— Кто ты?

Камера упала на пол.

— Карина… — Дэнни поднял камеру снова и навел на девушку.

— Зачем здесь камера? И кто такая Карина?!

— Очнись! — завопил Дэнни. — Ты с ума сошла?

— Что здесь происходит? Я ничего не помню!

И тут в комнату вбежала Жен. А Карина уставилась на ребенка и вдруг со стоном схватилась за виски. Несколько минут она сидела на кровати и задыхалась.

— Я вспомнила. Увидела Жен и вспомнила, — простонала она.

— Тебе нужно сделать операцию.

— Только после Жен!

— Тебе нужно встать на учет к хорошему нейрохирургу! Хотя бы так.

Появилось снова лицо Карины.

— У меня было два критерия отбора: он должен был быть очень хорошим нейрохирургом и он должен был проживать не территории страны, которая от моих проделок пострадала меньше других. Этот человек нашелся в Цюрихе. Его имя доктор Джереми Дауэрс. Я честно рассказала ему о своей ситуации, он в свою очередь, взял меня как пациентку на собственных условиях: после операции обо мне должен позаботиться взрослый человек. Если, конечно, я выживу. И, естественно, за Жен тоже придется кому-то присмотреть.

У меня в Лондоне живет подруга — Лиз Маер. Но так уж случилось, что она никогда не станет заботиться о ребенке человека, который разрушил ее жизнь. И я, разумеется, не о себе. Врать бессмысленно, как только родилась Жен, наши отношения начали стремительно портиться. А четырнадцатилетний парнишка на роль двукратной сиделки не годился. И тогда я поняла, что в Петербург придется вернуться и осчастливить сразу двух папочек. А именно Виктора Граданского и Александра Елисеева.

Но если бы на этом мои злоключения закончились, было бы слишком просто! Потери памяти начали учащаться. Я завела дневник и записала все, что со мной приключилось за годы с момента моего семнадцатилетия и до самого рождения Жен. Долго, муторно и в подробностях. Чтобы иметь возможность вспомнить… и чтобы у моей дочери, если я умру на операционном столе, осталась обо мне хоть какая-то память. Последние три года Дэнни заснял на камеру достаточно подробно, чтобы их можно было просто «посмотреть». Звучит ужасно, я знаю. Но я так часто вспоминаю свою маму. Она всю жизнь мне лгала и умерла незнакомкой. Я бы хотела получить от нее именно такой подарок — правду без прикрас. Чтобы знать, какой она была. Моей дочери не придется гадать, что я сделала ради нее. Она будет знать. Должна знать!

Жен прооперировали в марте этого года. Доктор Бертран Ленгард, да храни его Господи, сделал ей двенадцатую за три года операцию. Мне оставалось только убедиться в ее стабильности и взять билет до Петербурга. Казалось, ничто не предвещало беды… а потом кто-то взял Пентагон.

Меня можно обвинять во множестве взломов. Честно говоря, сначала я считала, но со временем начала понимать, что иду по второму кругу, потому что в голове всплывают все новые и новые подробности и рейсы. Все, что не записано ныне для меня иллюзорно. Я не знаю, что правда, а что забыто. Я забываю как водить машину, в каком городе нахожусь. Отключаю на ночь мобильник, чтобы не проснуться от звонка и не выдать того, что зачастую не помню даже собственного имени. И кладу на подушку рядом истрепанные тетрадки. И заставляю секретаршу прикрывать мою временную амнезию в обмен на бугатти вейрон, который Фраччани подарил мне, пытаясь извиниться за ту аварию. Слабое утешение, но чем богаты, как говорится…

К чему я это? Ах да, как бы там ни было, сколь плачевны бы ни были мои дела, я уверена, что не трогала Пентагон. Я могу быть больна, но я не сумасшедшая. Благодаря тому, что Бабочки работают и на некоторые спецслужбы тоже, те проявляют к нам определенную лояльность, но США безжалостны. Они не остановятся, пока не найдут виноватого. Я это понимаю, и я люблю своих друзей, люблю Бабочек Монацелли. Я не хочу, чтобы они пострадали. Но я готова сознаться в каждом совершенном преступлении, но не в Пентагоне. Там меня не побывало! Да, я готова платить по счетам, но по своим. Хотите меня судить? Пожалуйста, но по справедливости. И уже после того, как будет сделана операция… Да, вам придется решать, чего заслуживает человек, обладающий памятью младенца.

И, наконец, на экране снова появилось то же изображение, что и в начале.

— Итак, это снова я. Настоящая я, не записанная. Я и моя больничная палата, — улыбнулась Карина, поднимаясь с пола, подхватывая ноутбук и поворачивая его так, чтобы все увидели — правда палата. — Весь последний месяц я летала в Цюрих и проходила обследования, оформляла документы, кстати, Виктор, спасибо, за то, что вы дали мне деньги на операцию. Если бы не вы, меня бы с поличным взяли на месте очередного взлома, а так не пришлось снова связываться с Манфредом и рисковать. Ведь именно этого от меня и ждут.

Что добавить? Трепанацию мне назначили на сегодня. Всего через несколько часов я не буду помнить ничего из того, что наговорила вам. И, наконец, спасибо Господи, высплюсь!

Ну и напоследок несколько маленьких обращений, — она уселась на кровать. — Бабочки, Манфред, простите меня! Перед вами я ужасно виновата, я это осознаю. Но не могу иначе. За некоторые вещи приходится бороться. Не знаю, кто из вас так подставил меня с Пентагоном, но чтоб ему досталось не меньше, чем мне!

Поздравляю, Виктор, как я уже говорила, у вас уникальный шанс. Если вы по-настоящему жаждете переписать историю наших с вами взаимоотношений, вперед. Хуже, чем есть, уже не получится! Искренне в это верю.

Мая, спасибо, даже и не знаю, что бы без тебя делала. Ты заслуживаешь каждой лошадки этой бугатти.

Алекс… у тебя прекрасный шанс мне отомстить за те года, в течение которых я скрывала от тебя Жен. Только если решишь, что я ее недостойна, умоляю, сделай так, чтобы мы с ней забыли друг друга по-настоящему. Чтобы не было больно. Но когда-нибудь отдай ей эти чертовы тетрадки! И… я все еще люблю тебя. Мне жаль, что у нас все сложилось именно так… Прости.

И, конечно, Дэнни. Жаль, что тебя сейчас здесь нет, я бы хотела тебя обнять напоследок, но ты в Англии. Ты моя семья, ты мой маленький ангел, мой лучик оптимизма… Ты мне так помогал, так поддерживал, — она не выдержала и закрыла лицо рукой. А когда отняла ее, в глазах стояли слезы. — Я не знаю что еще сказать. Судите. Злитесь. Мне все равно. Мне даже почти не страшно…

В этот момент дверь палаты распахнулась. И вошел мужчина, которого Алекс видел на экране ее ноутбука. Они перекинулись парой слов на английском.