Эвелина Пиженко - Единственный

— Наверное, дома, у мамы… Нет?

— Пока мы тут с тобой дурью маялись, Антошка уже вырос… В кафе сейчас… с какой-то Катей…

— Катя — это его одноклассница. Хорошая девочка, я её знаю.

— Тогда поехали домой… а то так и до внуков скоро дойдёт…

…Войдя в родной дом, Элина всё же не удержалась от слёз. Повиснув у мужа на шее, она шмыгала носом, а он крепко прижимал её к себе обеими руками.

— Холодильник, наверное, пустой? — всхлипнув в очередной раз, она подняла на Игоря зарёванное лицо.

— Конечно… — глядя на неё, он улыбнулся, — и холодильник пустой… и кастрюли пустые… и тарелки… И жизнь без тебя — тоже пустая…

— Так, вы долго тут муси-пуси будете разводить? — Антон совершенно неожиданно вышел из гостиной в прихожую, — Или всё-таки домой зайдёте?!

— А ты откуда взялся?! — Игорь удивлённо уставился на сына, — Ты же в кафе был!

— Посидишь с вами в кафе… — сын старательно прятал радостную улыбку, — Мне бабушка позвонила, что ты маму из больницы украл… А ей мамин доктор позвонил. Я пять минут назад пришёл.

— Ну, понятно… бабушка в своём репертуаре, — Игорь расстегнул воротник куртки и сунул руку за пазуху, — Кстати… ты хочешь брата или сестру?

— А что, есть выбор?

— Если честно, то нет, — Игорь протянул Антону сонного щенка, — в наличии только брат.

— Ух ты-ы-ы! — парень принял «подарок» с нескрываемым восторгом, — Это же овчарка?!

— По-моему, да.

— А как его зовут?!

— Пока не знаю. Сам придумай.

— Тогда я назову его… Дик! — Антон повернулся в сторону кухни, — Мурзик! Нам с тобой третьего брата родители привезли… Иди знакомиться!

Выйдя из церкви, Элина ещё трижды перекрестилась на образ Богородицы и, сняв с головы платок, сошла с пологих ступеней. Вынув из сумочки пакет семечек, высыпала их под ноги — стая голубей тут же вспорхнула из-под крыши и плавно опустилась на землю.

Вот уже год, как она посещала воскресные службы, когда не была занята на работе. Вспомнив однажды слова гадалки, она впервые после своего крещения переступила порог церкви. Разговор со священником окончательно убедил её в том, что она сама должна спасать своего мужа — молитвой и любовью… За этот год она научилась молиться — ежедневно, прося у Бога душевного покоя для Игоря и терпения- для себя. И, действительно, Игорь понемногу менялся, становясь более спокойным и уравновешенным… Сам он в церковь не ходил и не молился, но теперь постоянно носил нательный крест и маленькую иконку Богородицы в нагрудном кармане. Элине даже не пришлось его убеждать в этом — муж сам в одно прекрасное утро попросил купить ему крестик и святой образ Божьей Матери. Приступы гнева одолевали его всё реже, и Элина всё больше убеждалась, что это — промысел Божий.

Она и сама теперь всё реже обращалась к врачам — поистине, искренние молитвы имели целебное воздействие на организм. К тому же, Игорь всё ещё ревновал её к доктору Рябинину. Он не говорил об этом открыто, но Элина чувствовала его настроение каждый раз, когда ей нужно было посетить кабинет Сергея Алексеевича. Она не ушла от него к другому врачу, уступив его просьбе. Он сам попросил её не отдаляться совсем, возможно, в надежде когда-нибудь растопить её сердце. Она согласилась, но посещала его крайне редко.

Вернувшись и к мужу, и к прежней работе, она окончательно вошла в колею.

Тогда же, около года назад, у Сергея Николаевича и Ольги родился сын. Став «молодым» отцом почти в пятьдесят семь лет, Вересень окончательно примирился со своим зятем, и даже сделал его своим заместителем. Ирина же Германовна так и не простила Игорю любви своей дочери к нему. После примирения Элины с мужем она снова потеряла над ней свой неуёмный материнский контроль, но зато освободила свою энергию для новой и страстной любви… Её избранник оказался намного моложе, но Ирину Германовну этот факт вовсе не смутил, тем более, имя его было созвучно с именем её бывшего супруга…

Антон закончил уже восьмой класс, и гордился, что его родной дядя, которого назвали Арсением, младше своего племянника на целых четырнадцать с половиной лет!

…Воскресный летний день выдался солнечным и жарким. Выйдя из церкви, Элина решила зайти в салон красоты, где работала её школьная подруга Людмила. Они не виделись уже давно — Элина обычно посещала другой салон, который был недалеко от её дома, но сегодня решила заглянуть по пути к Людмиле.

— Ой, пропащая душа! — Людка радостно улыбалась во все тридцать два зуба, — Заходи, рассказывай!

— Да чего мне про себя рассказывать, — рассмеялась Элина, — у меня, как всегда… Всё бегом, всё пролётом. Лучше расскажи, что у вас? Как Маринка?

— Ты что, не в курсе? — Людмила подозрительно посмотрела на подругу, — Она ж со своим развелась.

— С кем?! — от услышанной новости, Элина округлила глаза, — С Витюсиком?!

— Ага, с Витюсиком. Гульнул Витюсик на стороне, да там и остался.

— Да ладно… — Элина недоверчиво усмехнулась, — Маринка ж его под таким каблуком всегда держала…

— Не удержала. Ушёл Витюсик, и глаз не кажет.

— Ничего себе… Я думала, он у неё святой.

— Угу. Ангел. Так и улетел на крыльях.

— Да… Не ожидала… А Маринка-то как?

— А Маринка теперь волком воет. И ходила за ним, и уговаривала, и угрожала… А он — нет, и всё… У него теперь любовь. Да так ей и надо. Пусть теперь сама хлебнёт…

— То есть?.. — Элина удивлённо уставилась на Людмилу, — Ты о чём?

— Да это же она десять лет назад мне все уши прожужжала, чтобы я с Лёнькой своим разошлась. Всё его с Витюсиком своим сравнивала… Витюсик-то и шить, и вышивать, и деньги зарабатывать, а мой Лёнька только на диване валяться и пиво пить…

— А разве не так было?

— Да так, так… — подруга нахмурилась, — Всё так, Эля… Да только я дура слушала её… позавидовала… Думала, что другое счастье встречу. Лёньку выгнала, а счастья-то так и нет…

— Ты же не виновата…

— А кто? — Людмила невесело усмехнулась, — Я и виновата. Думала, другие лучше. А у других у всех — свои тараканы. Лёнька-то хоть свой был, родной… Я ведь до сих пор его люблю… Остальные — так… приложение без любви. А без любви, сама понимаешь… Хоть самого золотого мужика дай — а нету к нему чувства, и будешь искать изъяны. Тот жадный, этот — кобель… Я вот иногда думаю, да лучше бы я с Лёнькой так и жила. Меня он не обижал, дети — общие… Да пусть бы лежал себе на диване! Он же не гуляка был… Ну, ленивый… ну, и что. У меня после него, знаешь, сколько лодырей-то было?! Да лучше бы я с ним одним жила! Глядишь, и не спился бы, и не зарезали бы его в пьяной драке.

— Может, ты и права…

— Права, конечно. Уж кому знать, как не тебе. Как у вас-то с Игорем? Нормально всё?