Пэппер Винтерс - Разрушенные (ЛП)

Я любил мой идеальный мир, но был измотан попытками быть таким же идеальным. Как бы я ни старался, я не соответствовал ему.

— Агент, Фокс, сейчас ты возьмешь на руки своего сына, — приказала Хейзел голосом, который она знала не оставит мне выбора.

«Подчинись. Подчинись. Подчинись».

— Черт побери, Хейзел, — рявкнул я, на краткое мгновение, ненавидя ее за то, что использует свою власть надо мной. — Ты нарушаешь свою клятву, dobycha. Мне не нравится делать что-то, что в конечном итоге может уничтожить меня.

Ее плечи опустились, но глаза вспыхнули зеленым огнем.

— Я делаю это ради твоего собственного блага.

Мои конечности больше не принадлежали мне, чтобы контролировать их. Им был отдан приказ, и у меня не было выбора, кроме как двинуться вперед и подчиниться. К черту ее. К черту меня. К черту все.

Я повел плечами, пытаясь развеять свой гнев. Я любил ее желание помочь, но был взбешен.

Как посмела она нарушить свое обещание? Как посмела заставить меня сделать это?

Вот почему я не хотел еще одного владельца. Сила воли никогда не была моей собственной. Это было отстойно не иметь выбора над своей собственной гребаной судьбой.

Я стоял, дрожа. Нависая над кроватками.

«Подчинись. Подчинись. Подчинись».

Я не мог.

Мои мышцы болели от неповиновения, но они были такими крошечными. Такими уязвимыми.

Зел тяжело вздохнула. Постельное белье зашуршало, когда она переместилась.

— Я забираю приказ назад, Роан. Агент Фокс, вам больше не нужно подчиняться.

Освобождение моего тела было мгновенным. Подкрадывающееся желание схватить моих младенцев ушло в порыве облегчение.

Я втянул воздух через зубы.

— Спасибо тебе.

— Извини. Это нечестно с моей стороны. Но Роан. Подержи своего сына. В конечном итоге ты должен сделать это. Он не может расти с отцом, который не прикасается к нему. — Она многозначительно посмотрела на спящего мальчика. — Ты единственный обязан сделать это. Поэтому действуй.

Я не хотел делать ничего из этого. Я хотел вернуть близнецов обратно Зел, где они были бы в безопасности всегда.

— Черт побери, — пробормотал я.

— Мне это знакомо, — огрызнулась она. — Следи за тем, что говоришь рядом с ними. Ты не хочешь, чтобы их первым словом было ругательство. И также следи за своими эмоциями рядом с ними. Ты не хочешь, чтобы они впитывали твой гнев или разочарование.

Я развернулся к ней лицом.

— Тогда почему, черт побери, ты хочешь, чтобы я поднял его! Разве мне безопасно здесь? — я направился на другую сторону комнаты, тяжело дыша. Я ненавидел то, как мои мышцы хотели подчиниться и поднять хрупкий сверток с ребенком, но во мне не было этого. У меня не было силы.

Я убью его.

Я буду ответственен за еще одну смерть. Еще одного убийство жизни, которую зовут Василий. Я не мог. Черт побери. Сделать это.

Зел фыркнула, выглядя как королева в своей голубой ночной рубашке.

— Не заставляй меня снова тебе приказывать. Не думай, что я не сделаю это. Ты знаешь, что у тебя не будет выбора, и ты должен сделать свой собственный выбор сейчас, Роан. — Лицо Зел смягчилось. — Я доверяю тебе, в противном случае я бы не сказала это тебе. Как бы сильно не любила тебя, я бы не позволила тебе быть рядом с Василием и Верой, если бы думала, что ты причинишь им боль.

Мое сердце увеличилось, и я почти упал на свои гребаные колени. Я никогда не устану слушать, что она любит меня. Она — эта идеальная женщина, которая мирится с моей гребаной ерундой. Я также любил то, как она называла их имена. Это было, как воскресить семью, которую я едва помнил.

Ох, черт. Она была права.

Я должен сделать это. Я должен столкнуться лицом к лицу со своим страхом и победить его.

Стиснув челюсть, я подошел обратно и склонился над крошечными новорожденными.

С сердцем, застрявшим в горле, я обхватил трясущимися руками толстое синее одеяло и поднял самого легкого в своей жизни человека.

«Убей. Разорви. Заставь истекать кровью. Уничтожь».

Условный рефлекс проносился через меня с разрушительной силой.

Нет!

Мои мышцы напряглись и одеревенели, когда я стоял, дрожа и боясь. Моя челюсть болела, борясь с условным рефлексом, заставляя меня сдерживаться.

Он был такой легкий и крошечный. Такой хрупкий. Это было очень опасно для меня быть рядом с ним.

Отодвинув его подальше от себя, я посмотрел в его искаженное, откровенно говоря, уродливое, маленькое личико. Из-за синей шапочки он был похож на сморщенного старика.

Ты мой.

Он мой.

Связь с ним, что взорвалась в моем сердце, почти оттеснила условный рефлекс.

«Убей. Разорви. Заставь истекать кровью. Уничтожь».

— Прижми его поближе к себе, — Зел тихо рассмеялась. — Он чувствует себя незащищенным на расстоянии вытянутой руки.

Что эта женщина пыталась сделать со мной? Черт, это было трудно. Повернувшись к ней лицом, я приказал:

— Забери его. Я не могу сделать то.

Она сжала губы.

— Ты держишь его. Ты можешь сделать это.

«Убей. Разорви. Заставь истекать кровью. Уничтожь».

Я яростно качал головой.

— Нет. Не могу. Оно возвращается. Становится хуже. Я не… я не могу

Зел не сказала ни слова, но ее глаза отдали мне последний приказ.

«Обними его».

Как, черт побери, такая машина как я могла обнимать младенца? Проклиная свое прошлое и все в своей голове, я медленно притянул Василия к своему телу и прижал его к сгибу своей руки.

«Убей. Разорви. Заставь истекать кровью. Уничтожь».

В секунду, когда его невесомое тельце и тепло от него коснулось моего тела, мой мир рухнул.

Волки завыли.

Пистолет выстрелил.

Мечи столкнулись.

Вихрь поглотил меня, разрывая в клочья, разрывая мой мозг на части. Я падал ниже и ниже в темные уголки своего разума, перемещаясь из больничной палаты в последнее чистое воспоминание моего детства.

— Не уходи далеко, Роан. Скоро ужин и твой отец будет дома. — Я улыбнулся своей идеальной матери. Потянувшись, чтобы коснуться ее рыжего локона, я кивнул. — Обещаю.

Я нарушил гребаное обещание и принес апокалипсис в свою семью.

Деревья заскрипели.

Луна засияла серебром.

Я сжал свои зубы до боли, чертовски борясь с условным рефлексом.

«Убей. Разорви. Заставь истекать кровью. Уничтожь».

Я никогда не буду свободен. Я должен умереть. Я должен убить себя.

— Роан! Роан!

Свободной рукой, я вцепился в свою голову, когда звук колоколов отдавался эхом в моих ушах.

Громче и громче.

Колокола и бой часов, и звуки трубы.

Каждое промывание мозгов, все препятствия и цепи начали распутываться.

Быстрее и быстрее, замок за замком.

Каждая частичка моего прошлого и мучений перестали существовать. Каждый переключатель и приказ, что делали меня послушной машиной, распались.