Симона Элькелес - Лучше, чем идеально (ЛП)

— Я твой последний шанс, так?

— Да.

Он прыгает с крыши сарая и идет по мне.

— Ты придумала правило, что мы не лезем в дела друг друга. Прошлым вечером мы его нарушили, и посмотри, что из этого вышло. Замечу, совместная поездка за пределы штата и ночевки в кемпингах в палатке определенно относятся к проникновению в дела друг друга.

Подождите. Думаю, я правильно его расслышала, но не уверена.

— Кемпинги?

— Мне нравится обходиться без привычных удобств.

Путешествия без комфорта — это не мое, но я в отчаянии, поэтому я лгу и изображаю широкую фальшивую улыбку.

— Мне нравятся кемпинги.

Он качает головой.

— Я так не думаю.

Защищая глаза от солнца, я смотрю вверх на него.

— Ты хочешь, чтобы я бросила тебе вызов и поспорила с тобой? Я согласна продолжать играть в эти игры, если этого хочешь ты, исключая поцелуи и прикосновения. Хочешь мы все время по пути в Техас будем спорить и раздражать друг друга?

— Звучит соблазнительно, но после прошлой ночи, это, вероятно, плохая идея. Навечно, — он указывает на изгрызенный футбольный мяч. — О, да. И спасибо за то, что скормила мяч, который я дал тебе для твоей собаки. Уверен, это святотатство уничтожать автограф Троя Эйкмена, но не беспокойся. Я не поеду с тобой.

Он направляется к дому. Я не могу позволить ему уйти, не сейчас. Догоняю и встаю на его пути.

Он мягко отталкивает меня в сторону:

— Эштин, извини. Я не могу тебе помочь.

Время использовать все, даже если на моем эго останутся синяки.

— Подожди! Дерек, футбол — это все для меня. Мне нужно поехать в Техас. Мне нужно доказать всем вокруг и себе, что я достойна быть там не меньше, чем другие парни. Я не говорила тебе прежде, но Лендон ушел из команды, чтобы играть за наших соперников. Я отказываюсь сдаваться, даже если теперь все кажется бесполезным.

Я отвожу взгляд, потому что глаза начинает жечь.

— Ты не понимаешь. У меня кроме футбола ничего нет, — я указываю на Фалкора, чья голова покоится на ноге Дерека. — У меня нет даже собаки — тебя она любит больше. У меня есть не так уж много, и я не прошу многого. Ты моя последняя надежда.

Я делаю глубокий судорожный вдох, прекрасно понимая, что колодец моих слез переполнен. Дерек потирает заднюю часть шеи, глубоко задумавшись.

— Извини, я не могу этого сделать.

— Назови свою цену, — в отчаянии предлагаю ему я.

— Мою цену?

— Да. Просто назови цифру.

— Миллион долларов, — отвечает он.

М-да, здорово.

— Очевидно, у меня нет миллиона долларов, — я подсчитываю, сколько денег осталось от работы няней, праздников и дней рождения. Папа дал мне денег для особых случаев — его утешительный приз для моей дерьмовой жизни в этом доме. — Я заплачу тебе сотню баксов и разделю стоимость бензина.

— Только сотню? — спрашивает он без восторга. — Это меньше минимальной заработной платы.

— Это неофициальная работа, помнишь?

— Это больше, чем сорок часов в неделю. Я имею дело с тобой, Лапочка, а не с кусочком торта.

— Я подготовлю две коробки батончиков мюсли для поездки, — я протягиваю руку. — По рукам?

Он долго смотрит на мою руку. Затем качает головой.

— Послушай, Эштин. Я не...

— Давай же, Дерек. Это не смешно. Мне не на кого рассчитывать. Мой парень бросил меня, у нас нет приличного квотербека. Моя жизнь — полный бардак. Я погрязла здесь. Докажи, что это все не безнадежно.

Он снова потирает шею и несколько раз вздыхает, глядя через двор. Наконец он произносит:

— Все в порядке. По рукам.

Дерек

Меня вынудили переехать в Иллинойс.

Меня вынудили ехать в Техас.

Меня вынудили поехать с девушкой, которую мне хочется поцеловать и одновременно хочется держаться от нее подальше.

Как, черт возьми, такое могло произойти со мной? Я не смог сказать Эштин «нет», когда она рассказала, как много для нее значат футбол и эта поездка. Когда-то футбол много значил и для меня.

В Эштин есть тот огонек, к которому я привык. Я вижу его в ее глазах. Не знаю, что она будет делать, когда приедет в футбольный лагерь, но не сомневаюсь в том, что она использует весь свой арсенал, чтобы привлечь внимание скаутов.

Четыре дня спустя мы нагружаем мой внедорожник. Эштин раздувает целую проблему из налета на кладовую за нездоровой пищей для перекусов. Я засовываю в рюкзак несколько батончиков мюсли, купленных Эштин, но решаю добавить принадлежности для приготовления еды для себя.

— Что это? — спрашивает Эштин, когда я выхожу из дома.

— Блендер.

— Ты берешь в дорогу блендер?

— Ага.

Дайте мне немного шпината и бананов, и у меня будет отличный завтрак. Если Эштин думает, что я собираюсь есть конфетки и печеньки на завтрак, обед и ужин, то пусть еще раз хорошенько подумает.

Попрощавшись с Брэнди, Джулианом и Гасом, мы готовы покинуть город.

Когда я открываю дверь, Фалкор прыгает на заднее сиденье.

— Тебя не приглашали.

Он смотрит на меня грустными глазами и не шевелится. Эштин пытается вывести его, но он не двигается, пока я не говорю:

— Вон.

Внезапно сбоку появляется Джулиан, обнимая меня за ногу своими детскими ручками:

— Ты вернешься, правда?

— Конечно, я вернусь, — я становлюсь на колени рядом с ним.

Эштин выглядывает в окошко:

— Эй, Джулиан. Хочешь меня тоже обнять?

Джилиан кивает.

Эштин выходит из машины и становится на колени. Она притягивает его к себе и обнимает. Это крепкое объятье полно тепла и эмоций... ей не хочется отпускать его. Похоже, прямо сейчас она получает столь желанную ею бескорыстную любовь Джулиана. То, что я никогда не смогу дать ей.

После того как мы выезжаем на автомагистраль, Эштин скидывает туфли и устраивается поудобнее. Вскоре мы покидаем город и не видим ничего, кроме ферм и одинокого ястреба, парящего в вышине.

— Ты голоден? — она лезет в рюкзак и достает несколько крекеров и баночку плавленого сыра. — Хочешь?

— Нет.

— Это не убьет тебя, Дерек, — она подносит крекер, намазанный сыром, к моему рту. — Попробуй.

Я открываю рот, и она засовывает крекер, кончик ее пальца касается моей губы и чуть-чуть задерживается на ней, пока я не закрываю рот. Такое ощущение, будто это интимный момент, но это безумие. Она просто покормила меня крекером, не пытаясь флиртовать.

Я говорю это своему телу, которое отреагировало, как только она коснулась меня своими женственными пальчиками, полностью предающими ее имидж «стойкой девушки-футболистки».

Она протягивает следующий крекер. У меня есть искушение взять его, но я не хочу, чтобы эти пальчики снова приближались к моему рту. Ее правило об отсутствии поцелуев и касаний зацементировано в моем мозгу.

— Я не буду.

— Как хочешь, — она широко открывает рот и забрасывает сыр.