Ксения Васильева - Теплый пепел надежд

— Я уже пыталась! — воскликнула Ирина. — И он почти сдался! Но тут мимо прошла Зина, бедный мальчик ошалел и замолчал. Он в нее влюблен до безумия, — сердито заключила Ирина. — А она демонстративно его игнорирует. Я считаю, так нельзя! Надо мягче, по-доброму.

— А вот тут вы неправы, дорогая, — возразил ей Касьян, — им, таким вот влюбленным, только палец протяни, голову откусят!

— Все-таки, я считаю, так нельзя… Как-то даже оскорбительно, — упрямилась женщина.

— Иринушка, — Касьян встал, — я сегодня отработал четыре смены… Пойду ко щам, как говорили в нашей юности, хотя щей мне никто не варит, — заметил он с притворной грустью.

Для Ирины могла начаться другая, весьма интересная тема: женитьба Касьяна. И обязательно на Олик. Но усталый сыщик уверил, что они еще посидят, и в самое ближайшее время. Тогда он, выслушав ее советы, возможно, надумает что-либо.

Рано утром Касьян, позвонив в Склиф, вызвал патологоанатома Александра Ивановича Мигранова — своего старого приятеля Сашку.

Тот был на месте и, узнав друга, незло ругнулся: звонит только по делам. Касьян пригласил господина доктора попить пивка.

Сашка согласился через полчаса выскочить, попросив Касьяна долго не мурыжить его своими сыщицкими проблемами, а сразу сказать, что от него требуется.

У Саши Мигранова была феноменальная память — он помнил почти всех своих «пациентов». Стоило ему перебрать в голове свой «список», как он тут же выдавал информацию. Кстати, это говорило о том, что Сашке давно пора менять место работы, тем более что диагност он был классный. Но здесь были, как ни странно, большие заработки — Касьян не вдавался.

Каждый раз, когда Сашка вспоминал какого-нибудь забытого всеми покойника и его историю болезни, Касьян уговаривал его уходить отсюда: «А то скоро с песнями поедешь в другой дом»…

Все это не нравилось Касьяну, однако в своих шкурнических рабочих интересах он Сашку ценил и использовал…

Купив по тройке банок пива и воблы, приятели устроились на скамейке в скверике. Касьян предложил бар, но Сашка отказался, сославшись на дела. Попивая пивко и обсасывая тощие воблины, поговорили. Сашка быстро сообразил, о ком идет речь. Да, к нему из реанимации поступил, прожив в клинике около часа, Анатолий Макарович Шорников, шестидесяти двух лет. Отравление барбитуратами в алкоголе.

— Отравили? — быстро спросил Касьян.

— Не уверен на сто процентов, — ответил Саша, — может, старик сам баловался и добаловался до точки. Да еще сигарета одеяло подожгла, дым ему этот ватный прямо в носоглотку шел. Короче, и то, и другое, и третье.

— Но ты насилие не отметаешь?

— Ничего я не отметаю, — возразил чуть раздраженно Сашка, — это вам решать, а не мне. По мне, так старик сам, но вполне возможно, кто-то помог. Кто его знал хорошо… Ну, с меня все? А то меня клиенты ждут, — усмехнулся, поднимаясь со скамейки.

У Касьяна защемило сердце.

— Санька, давай днями встретимся, посидим, потреплемся по-человечески… Я тебе позвоню. Сейчас у меня гон идет, понимаешь?

— Понимаю, — опять усмехнулся Сашка. — Пока, до скорого, я тебе выписку подошлю, — он пошел прочь, сунув невскрытую банку пива под мышку. Какой-то сгорбленный, постаревший, маленький.

Касьян долго смотрел ему вслед.

…Ну вот и вырисовывается дело. Девочка эта, Сонечка знаменитая, с явными криминальными наклонностями, обозленная на весь свет из-за мальчишки, который ее презирал и даже ненавидел, устраивает этому мальчишке месть, не думая, убивает она его или только ранит…

Сбегает в Москву. Здесь почти такая же ситуация.

Ее пользуют. Художники. Бомжи и бомжихи… Она звереет. Попадает к Кирику. Может быть, в него влюбляется или просто видит в нем человека, а он ее выгоняет… Наверное, тут права Зина.

Сонечка идет уже сознательно, по навету Макарыча, к Генке… А дружок наш старинный оказался дрянью…

Касьян остановился. Как она могла устроить Генке сердечный приступ?.. Могла, вдруг решил он. Генка к ней пристал, устроила скандал… Или дала выпить?.. Тех же барбитуратов с водкой… Но их же не было у него в крови! А кто знает?! Кто на это проверял? Сейчас уже все, Генка же не попал к Сашке… И Макарыча она. Из злости, обиды… Когда же это произошло? Нужно точно выверить.

Сыщик вспомнил, что Марьянов разговаривал с Макарычем после визита к нему Сонечки… Тьфу ты! Да что это он все время называет ее Сонечка … Въелось после этого триптиха! На ней все сходится! Хотя вполне возможно, что она ни сном ни духом… А почему тогда пропала? Прячется? Могла бы уж объявиться, если чиста. И где прячется? Кто у нее есть? Да те же бомжи.

Так, Касьян Гордианыч, надо подавать в розыск. Все. Точка.

Не успел он войти, как в комнате заверещал телефон. Он хотел было не подходить — надо всерьез заняться бумагами, но что-то подтолкнуло его взять трубку.

Это был бомж Федя.

— Ну что? — крикнул Касьян. — Пришла?

Федя замямлил, что не знает, может, и она, молодая дама в шляпе, лица он не разглядел…

— Еду, — лаконично ответствовал Касьян. Федя едва успел сообщить, что он ждет его на скамейке во дворике.

…A-а, он ждет денежку за сообщение. А если не она и не к Кирику?.. Все равно для поддержания духа надо отстегнуть Феде двадцать-тридцать штук.

Федя сидел на лавочке. Касьяну он обрадовался как родному. Тот дал ему тридцатник, пояснив, что это задаток.

Подробности были такие: дама молодая, синий короткий плащ-размахай, туфли-бахилы на здоровенной платформе и шляпа со спущенными полями.

Федя рванул за ней в подъезд — мало ли куда она идет и зачем… Она стояла у дверей Кирилла.

Вроде не Сонька. Эта повыше и стать другая. Он услышал у порога какой-то разговор, и дверь захлопнулась.

— Она там, — прошептал Федя.

— Хорошо, спасибо, — Касьян направился к дому.

— Вы что, пойдете? — испугался вдруг Федя. — Они на меня бочку покатят…

— Ничего не случится, Федор, — успокоил его Касьян. — Я с Кириком знаком. Был рядом, решил заскочить. Если у него дама, уйду тут же… А может, и дверь не откроют.

«…Не откроют — подожду», — подумал сыщик. Он направился в подъезд, а Федя — в ближайший ларек, раздумывая, нести Зофье и Барбосу бутылек или заначить и выпить тихонько во дворике, под сенью дерев. Как тут не пожалеть о Макарыче! Сейчас бы прямехонько к нему. За одну бутыль заплатил, вторую — в долг… И посидеть можно, покалякать. Но Макарыча нет. Кончил кто-то. Это для дураков: напился, окурился… Не пил тот никогда и не окуривался.

Войдя в подъезд, Касьян остановился. Пожалуй, ничего глупее он придумать не мог… В качестве кого он предстанет? Дурака-сыщика? Все мыслишки которого несложно вычислить, особенно такому умному мужику, как Кирик!

Нет, идти туда нельзя. Надо придумать что-то посерьезней…