Ellochka - Душа на двоих (СИ)

- Вы? – только и смогла выдавить из себя удивлённая хозяйка двадцать четвёртой квартиры.

Из-под маминой руки вынырнули озорные хвостики:

- Ура! Ты пришёл! – Катя взяла гостя за руку, завела в коридор, и по взрослому уперев руки в бока, повернулась к матери:

- Ну, чего стоишь? Ставь чайник, торт будем есть.

Потом они вместе пили чай и Климов умилялся Катюшей, которая уплетала уже второй кусок, и след от крема отпечатался на её щеках практически до ушей. А затем маленькая командирша потащила его показывать свои игрушки и детсадовские рукоделия, носилась и смеялась до самого вечера. Настя - так, оказывается, звали маму - только руками разводила:

- Разгулялась. И как я её сейчас уложу? – в её взгляде читалась растерянность. Процесс укладывания дочери и так всегда растягивался на час, а то и больше. Что же будет сегодня?

Каково же было её удивление, когда под серьёзным взглядом и уверенным тоном чужого мужчины её дочь послушно, без пререканий надела пижаму и залезла под одеяло слушать сказку, а через пятнадцать минут уже крепко спала, подперев щёчку маленьким кулачком.

- Фантастика! Вы просто волшебник! – только и сумела она произнести восторженным шёпотом.

Он начал заглядывать всё чаще, уже оставаясь на ночь в их скромной двухкомнатной хрущёвке, доставшейся Насте после смерти родителей. И когда он рассказал, что его в очередной раз выселяют, и опять нужно искать квартиру, она, отведя взгляд и пытаясь скрыть волнение, предложила:

- Ты можешь у нас жить, места хватает. – И, как бы испугавшись, что её неправильно поймут, добавила: - Хотя бы пока новую квартиру найдёшь. Как хочешь.

Он этого хотел, потому что вдруг понял, как хорошо возвращаться туда, где тебя ждут, где ты нужен. Он уже давно оценил и вкусные борщи, и уют в доме. А ещё умение Насти не задавать лишних вопросов, не ограничивать его свободу, к которой он так привык, просто радоваться тому, что он рядом с ними, и они с дочерью счастливы.

Весной Катя заболела. Бронхит, с разрывающим грудь кашлем, от которого в этих маленьких детских глазёнках выступали слёзы, никак не хотел проходить, не давая спать по ночам ни ребёнку, ни им, и грозя перейти в астму. Врачи настоятельно рекомендовали вывезти девочку в Крым, к морю, причём не менее чем на три недели. Денег не было. Зарплата медсестры Насти и его разовые заработки давали возможность только сводить концы с концами. Но раз надо для Катюши…

Климов пошёл по знакомым. Когда он сообщил девчонкам, что они едут все, втроём, на месяц – Катя носилась и визжала от радости, а Настя только руками развела:

- Отдавать как будем?

- Потом разберёмся. Что-нибудь придумаю.

Этот месяц стал, пожалуй, самым счастливым в их совместной жизни. Они купались, загорали, по очереди закапывая друг друга в песок, гуляли по набережной и лазили в горы. А ночью, когда Катюша засыпала, убегали на море и плавали голышом в широкой лунной дорожке, отражающейся в глянцевой от безветрия водной глади. Аркадий вдруг рассмотрел, что Настя, которая в Москве выглядела как серая мышка, на самом деле очень даже симпатичная: шоколадный загар, выгоревшие на солнце длинные соломенные волосы и белоснежная счастливая улыбка. Она была неотразима, и чужие мужские заинтересованные взгляды заставляли его волноваться и даже чуточку ревновать.

В какой-то момент они с Настей осознали, что Катя уже здорова. Кашель прошёл, растворился сам собой безо всяких таблеток и микстур. Загорелая и окрепшая, она готова была носиться и играть целыми днями, смеша своими выходками и словами их, и всех окружающих.

По возвращении в Москву Аркадий уже понимал, что обрёл тех, с кем хочет остаться надолго. Поэтому, когда спустя два месяца Настя, внимательно следя за его реакцией, сообщила, что беременна, он задал только один вопрос:

- Ты не помнишь, куда я паспорт положил?

Потом Аркадию пришлось ещё побегать за отцом Кати. Ну не мог же он, в самом деле, позволить, чтобы в его семье кто-то носил не его фамилию. Где деньгами, а где угрозами, заставил его подписать отказ, и удочерил Катюшу. И та с гордостью рассказывала всем подругам и взрослым в детском саду и на игровой площадке около дома, что она теперь Аркадьевна Климова, и сама выбрала себе папу.

Правда, был в их достаточно долгой совместной жизни один неприятный момент, который Климов не любил вспоминать, потому что чувствовал свою вину, считал себя предателем, получившим по заслугам. Но это было давно, и Настя никогда его этим не упрекала.

Сейчас, вальяжно развалившись в кресле, он лениво перещёлкивал телеканалы, на которых звучали одни и те же новогодние поздравления и мелькали одни и те же лица. Он время от времени отвечал на телефонные звонки друзей и знакомых. Настя уже ушла спать. Было скучно.

«Жалко, что Лёшки с Валентиной нет. Ни выпить, ни поговорить».

Он взял мобильник и начал перелистывать справочник, иногда набирая номера и бросая несколько дежурных поздравительных фраз.

«Ракитина. Маринка». - Лицо певца сразу расплылось в улыбке. – «А ведь хорошая девчонка, умница, талантливая, смешная. Может её с Игорем познакомить? Хотя, пока мы с гастролей вернёмся, его, пожалуй, в армию загребут».

Размышляя так, он нажал вызов. Она ответила не сразу:

- Да. Привет.

- С Новым годом тебя! – произнеся ещё несколько поздравительных фраз, и выслушав ответные пожелания, спросил:

- Ну, как дела? Как празднуете? Ты у сестры?

- Нет. Меня Сергей в клуб пригласил, мы тут с его друзьями.

- То-то слышу, музыка гремит. Так он рядом? Дай ему трубку.

Услышав в телефоне знакомый голос своего оператора, он, после короткого приветствия, сказал:

- Смотри там, много не пейте, чтоб всё в порядке было. И за Маринкой присматривай, отвечаешь за неё.

- Конечно, не волнуйся, всё будет хорошо!

Действительно, у них всё было отлично. Им, молодым, было очень весело. Но новогодняя ночь пролетает быстро, и они с Сергеем возвращались домой. Марина всю дорогу смеялась, делилась с ним своими впечатлениями о его друзьях, вспоминала, как праздновала Новый год дома и в институте и вообще, тарахтела как всегда, практически без остановки. Сергею ничего не оставалось, как только слушать её и кивать в ответ.

Он провёл её до самой двери, и когда она подняла глаза и сказала:

- Спасибо, что позвал меня. Было очень здорово и весело. Ну, ладно? Я пошла? – он наконец-то решился сделать то, что давно хотел, взял её руки в свои и спросил:

- Марина, можно я тебя поцелую?

Она не ожидала такого поворота. Ей этого совершенно не хотелось, но она не знала, как сказать об этом парню, с которым сегодня было так весело, и который всегда так хорошо к ней относился. Она промолчала и стерпела этот его неловкий поцелуй. Но когда он, ободрённый тем, что его не оттолкнули, обнял её за талию и попытался повторить – поняла, что не может, не хочет больше. Марина выскользнула из его сцепленных рук и, посмотрев немного виноватым взглядом, сказала: