Джанет Чарльз - Одесское счастье

Следующим ходом он выставил на рабочий стол две фотографии, где мы с ним были вместе. На одном из наших кораблей и у здания оперы в компании клиентов. На первой карточке он приобнимал меня за плечи, на другой его рука лежала почти на моей груди. Все, кто это видел, думали, что я его любовница. И в результате к нему уважения прибавилось, а ко мне – убавилось. Но на самом деле все офисные женщины или завидовали мне, или восхищались моей хваткой. На некоторое время мистер Хэрмон поостыл и перестал компостировать мне мозги, будто бы удовлетворившись одними лишь слухами о нашей связи. Таки да, возмутительно, что коллеги считали меня его подстилкой и шушукались, будто меня наняли не для перевода важнейших секретных документов, а чтобы согревать постель нашего фуцела, но как же ж я радовалась той временной передышке. Мы с шефом больше не кружили, стараясь занять выгодную позицию, а вроде как зависли в патовой ситуации. Теперь, сидя в темноте и ожидая, когда дадут электричество, мы взаправду разговаривали.

– На следующей неделе у моей дочери день рождения.

Я выпала в осадок:

– У вас есть дочь?

– Да. И бывшая жена, и бывший дом, и бывшая собака.

– А сколько ей лет?

– Восемнадцать. Хм, не знаю, как до нее достучаться. – Он вздохнул. – Представь, она меня ненавидит.

– Есть ли фурия страшнее, чем сердитая восемнадцатилетняя девушка? – улыбнулась я, перефразируя классика.

– У тебя тоже был такой период?

– Так он у всех бывает, разве нет? Какая она? Что ей нравится?

Мистер Хэрмон посмотрел на меня и беспомощно всплеснул руками, словно пытаясь передать что-то непередаваемое.

– Она совсем не похожа на тебя.

– А конкретнее?

– Ну, ты такая собранная, а она… нет. Учится с трудом, безуспешно борется с лишним весом. Красит волосы в черный цвет и слушает панк-группы, от визга которых мне зачастую хочется наложить на себя руки.

– Моя бабушка сказала бы, что громкая музыка – это крик о помощи. Пишите ей, даже если она не отвечает. Звоните, даже если она отмалчивается. Пусть чувствует, что вы ее любите. Расспросите ее лучшую подругу. Та наверняка знает, о каком подарке на день рождения мечтает ваша дочь.

– Ты права.

– Очень приятно от вас такое услышать.

Он рассмеялся.

Я глянула на часы. Время покажет, как говорит моя бабуля, время покажет.

– Я никогда этого не хотел. – Он указал на черный стол и на белую доску.

Доска, тоска .

– Знаю-знаю, вы ненавидите Одессу.

– Да нет, я совсем про другое. Я хотел стать писателем, изучать поэзию, а не заниматься бизнесом.

Мечта, не та .

– Тогда почему вы здесь?

– Семья.

Одно слово, а как много им сказано.

– Я тоже хотела пойти изучать английский язык. Но бабушка была против.

Да уж, еще как против: «А кто согласится платить за то, что ты встанешь на углу на табуретку и начнешь декламировать Шекспира? Да никто! Английский – это не профессия, это баловство. Пойди учиться на инженера или на бухгалтера – получи профессию, которая в будущем тебя прокормит».

– Ты на нее разозлилась? – спросил он.

– С чего бы? – Я пожала плечами. – Она для моей же пользы советовала.

– Ты гораздо добрее и терпимее, чем я. Даже долгие годы психотерапии ничего для меня не изменили. Я всегда ненавидел отца за то, что он лез в мою жизнь. Заставил получить степень по управлению бизнесом. Заставил…

– Что?

– Не важно.

Bite-bit-bitten .

Необычные гневные нотки в его голосе взволновали меня, и я по привычке прикрыла рот пальцами.

– Тебе больше не надо так делать, – одернул меня мистер Хэрмон.

Я послушно положила руку на колено. Он молчал. Мне хотелось заполнить эту странную тишину, отвлечь его, чтобы не был таким смурным. И я заговорила об Одессе:

– Если любите поэзию, обязательно почитайте Анну Ахматову. Знаете, она родилась в Одессе. Или Бабеля. Он тоже тут жил. А что вы изучали?

Оказалось, мистер Хэрмон выбрал для себя учебные предметы по бизнесу и по литературе. Как вам это нравится, он даже не понимал, насколько ему свезло. Вот на Украине студенты учатся, чему велят. Расписание занятий составляет деканат, и нет никакой возможности выбора.

Мистер Хэрмон стал увлеченно рассказывать о своих любимых авторах: Хемингуэе, Стейнбеке, Маккалерс. Разговор о писателях меня успокоил: наконец-то нашлись безобидные темы для беседы. А ведь шеф вполне мог набычиться и повести себя более агрессивно, мог попросту уволить меня за несоблюдение условия, которое выдвинул еще на собеседовании. Спрашивается вопрос, а как бы на его месте поступили другие мужчины? Вот то-то. А он терпеливо ждал и упорно не отступал, хотя я то и дело подсовывала ему сладеньких лялечек.

Вита и Вера, две офисные сплетницы, которые все про всех знали, шептались, будто мистера Хэрмона сослали из Хайфы в Одессу в наказание за сорванные сделки. Когда слух разошелся, коллеги поинтересовались у меня, действительно ли он такой лантух, как говорят. А я всем сказала, что Вита и Вера просто балаболки с черными ртами. Не хотелось позорить шефа, пока он меня не обижает. Но в глубине души я не сомневалась, что без моей помощи он как без рук. Я вас умоляю, он даже не подозревал, что мы ведем тройную бухгалтерию: настоящие документы для Хайфы, наполовину фальшивые, где отражалось пятьдесят процентов прибыли, – для Станиславских, и еще на три четверти лажа, где утаивались аж семьдесят пять процентов дохода, – для налоговиков. Чему же, спрашивается, его научили о бизнесе в заграничном колледже?

* * * * *

Обычно я успевала сготовить себе кофе и выпить его еще до прихода мистера Хэрмона и остальных сотрудников, задолго до начала рабочего дня. Но сегодня кофе только полился в чашку, и вдруг из коридора послышалось шушуканье Виты и Веры. Через их зловредные языки три девушки уже уволились – сдается мне, безо всякого собственного желания, – и мне совсем не хотелось следующей на очереди поиметь холеру от этих хабалок.

Run-ran-run .

Войдя в кухню, они поморщились на меня, словно на пятно посредине стены. Как обычно, на каждой было много макияжа и мало одежды. Бабуля меня из дома не выпустила бы в такой юбке – в обтяжку, как целлофан на сосиске. Да они каждый день дольше марафетились, чем за всю жизнь в школе на уроках просидели. Не могли связать даже пары слов по-английски и на компьютеры только глазами лупали. Через почему их таких наняли – так через потому же, что и меня.

– Что ты делаешь? – спросила Вера.

– Извиняюсь, а ты про что?

– Что ты делаешь в постели? – уточнила она. – Давай, подруга, колись.

– Сплю. – Я допила свой кофе и попыталась выйти с кухни, но они хором заслонили дверь.

– Тогда за что тебе столько платят? За что дарят всякие цацки-пецки? – давила Вера.