Джанет Чарльз - Одесское счастье

– Как я могу тебе доверять? – спросила я, вытаскивая из волос листья и веточки.

Влад стряхнул мусор с моего затылка и со спины. Минуту назад его прикосновения были ласкающими, а теперь резкими, почти наказывающими.

– Ну, ты и сама отнюдь не образец честности и открытости.

Типичный одессит. На выпад отвечает выпадом. Колет. Рубит.

– А ты чего ожидал? – спросила я, уперев руки в боки и вздернув подбородок. – Что ради тебя я все прям бегом брошу? Щаз! Мне здесь нравится.

Я ожидала, что Влад втянется в спор, но он просто вложил мне в ладонь свою визитку и сжал поверх пальцев.

– Я по тебе скучаю. Потому-то и приехал в такую даль. Повидаться с тобой, понять, сможем ли мы дальше быть вместе. Приезжай теперь ты ко мне. Я остановился в люксе отеля «Бересфорд» в Сан-Франциско. Буду ждать тебя сорок восемь часов, пока ты собираешь здесь вещи и прощаешься.

Я ответила ему пристальным взглядом.

– Приезжай ко мне, – прошептал он. – Я люблю тебя.

Мы молча оделись и вышли из леса, чтобы вернуться в реальный мир – каждый в свой.

Одна, совсем одна я зашагала к дому Тристана, пожевывая нижнюю губу и обдумывая вдруг открывшиеся передо мной возможности. Как здорово будет увидеть бабулю. Увидеть Одессу. Довериться Владу. Положиться на него во всем. Но если я пойду к нему в руки, то для меня это будет означать «прощай, Америка».

Перед тем как открыть входную дверь, я еще раз проверила, не осталось ли в волосах лесного мусора. Тристан поджидал меня на пороге, и я сходу ощетинилась.

– Знаешь, – вместо приветствия сказал он, – ты теперь неплохо зарабатываешь в кафе. Думаю, нам пора делить расходы.

Я посмотрела на него: и о чем я думала, когда выходила замуж за этого жлоба?

– Вышли мне счет.

* * * * *

Я думала, думала, думала. Думала поехать в Сан-Франциско на машине. Думала купить билет на автобус. Думала бросить Тристана и оставить Америку позади. Мысли о Владе постоянно крутились в голове. Я смотрела на визитку с адресом и телефонным номером отеля. На обороте Влад нацарапал номер люкса, где меня ждал. Я брала телефон, начинала тыкать в кнопки и досрочно вешала трубку. Смотрела на часы и позволяла минутам течь мимо, мимо, мимо. Ой-вей, если бы мне тогда иметь побольше смелости да не прятать голову в песок...

* * * * *

Через три недели после отмеренного Владом крайнего срока перед нашим домом остановился почтовый фургон. (Когда такие же коричневые фургоны с буквами «УПС» только появились в Одессе, многие считали, что это транспорт «Укрпочты».) Таки да, посылку с маркировкой «хрупкий груз» доставили мне из Одессы. Почерк на этикетке с адресом был не бабулин. А помимо нее мое здешнее местонахождение знал только один одессит.

Я сидела, глядя на коробку. Что там может быть заложено? Я думала о нем, думающем обо мне. Злится ли он? Смог ли меня понять? Раздербанила упаковку и увидела стеклянный шарик с искусственным снегом и одесским оперным театром внутри. Увидела, что он меня не забыл. Я трясла и трясла шарик, пока снег не превратился в густую метель. Мело, мело по всей земле, во все пределы.

Об Одессе не выпускают никаких сувениров, похожих на западные: ни футболок, ни брелоков для ключей, ни кружек с видами достопримечательностей. Этот шарик сработали на заказ. В посылке не оказалось ни письма, ни открытки, ни записки. Только программка с нашего вечера в опере.

* * * * *

На годовщину моего приезда в Эмерсон Молли принесла видеокассету с записью нашей с Тристаном свадьбы, которую снимал ее двоюродный брат. Я со стороны рассмотрела себя в сшитом бабулей платье.

– Ты красавица, – подтвердила мое впечатление Молли, не отрывая глаз от большого экрана.

Церемония в лесу выглядела торжественной. Там мои глаза сияли надеждой. Вот я беру Тристана за руку и надеваю на его палец привезенное из Одессы серебряное кольцо. Сейчас то, что оно тогда село как влитое, казалось мне зловещим предзнаменованием.

На «свадебном обеде» оператор спросил у собравшихся:

– Кто готов дать совет новобрачным?

– Если ему захочется порыбачить, пусть рыбачит! – выкрикнул Тоби, и все расхохотались.

– Любите друг друга, – посоветовала какая-то пожилая дама, – и не ложитесь в постель злыми друг на друга.

– Да, – поддержала ее соседка. – Оставайтесь на ногах и ссорьтесь до последнего.

Камера повернулась к Молли.

– Можешь перечислить, какие его привычки тебе сначала понравились? Что ж, со временем именно они начнут тебя бесить. – Она нервно улыбнулась и продолжила: – Но не забывай вспоминать, что в нем привлекло тебя с самого начала. Иногда это помогает.

Запись продолжалась, но я уже не смотрела. Молли попала в яблочко. С самого начала мне польстил интерес Тристана ко мне любимой. Он казался таким преданным, таким внимательным. Когда в Одессе я предложила ему сходить на соушл, где будут другие девушки, он наотрез отказался: «Нет, теперь я с тобой». И всячески показывал, что готов остепениться, в отличие от того же Влада. Но я и в голове не держала, что стану для Тристана центром его жизни. Его внимание ко мне, в общем-то, не изменилось, зато изменились мои чувства, вернее, мое восприятие этого внимания. Раньше оно мне льстило, а сейчас – душило.

* * * * *

Каждое утро Анна приглашала меня на чай. Тристан ворчал, но мне было фиолетово. Анна своей жизнерадостностью заражала меня почти до полного счастья. Она напоминала светлячка или подснежник – доброе предзнаменование. Бизнес Серенити процветал и разрастался: она открыла второй магазин. Дэвид звонил каждую неделю и уговаривал меня двигаться дальше. Но мне было по-прежнему стыдно признать свои пролеты перед Джейн или перед тетей Валей. А вот Пэм что-нибудь рассказывать было необязательно, она видела мою жизнь своими глазами и молчала. Я по-прежнему встречалась с Молли, но через детей и постоянные хлопоты даже на нейтральной территории она зачастую выпадала в свой внутренний мир.

Как-то раз мы сидели у нее на заднем дворе и наблюдали за резвящимися близнецами. Молли выглядела отрешенной, и я не могла угадать, смотрит ли она на своих детей или заглядывает в недоступное мне будущее.

– Что такое? – спросила я.

Молли глубоко вдохнула и выдохнула:

– Я подумываю уйти от Тоби.

Некоторое время я не находила слов и просто пялилась на нее, отказываясь понимать. Они казались мне такими счастливыми. Допетрив, что Молли ждет ответа, я взяла ее за руку и сказала:

– Прости. – Очевидно, я умудрилась ничего не увидеть дальше фасада. Очевидно, что-то за их фасадом было не так. – Он тебе изменяет? Или… бьет? – Я оглядела ее шею и руки в поисках «следков» – так в Одессе называли синяки.

Молли побледнела и запротестовала:

– Господи, нет, конечно! Просто мы стали друг другу чужими.