Энтон Дисклофани - Наездницы

– Саси устал? – обернулся ко мне Сэм.

– Нет, – ответила я. – Ему здесь нравится.

– Саси, тебе здесь нравится? – обратился он к пони с сильным британским акцентом, и я прыснула.

Вскоре Сэм исчез в густых зарослях кустарника.

– Даже если ты найдешь ягоды, они будут кислыми! – крикнула я ему вслед.

Сэм появился из кустов с пустыми руками.

– Потому что еще слишком рано, – пояснила я.

Сэм усмехнулся.

– Я с первого раза понял, что ты имеешь в виду.

Я обернулась и потянулась к седельной сумке за флягой с водой. Вдруг седло подо мной качнулось, и на мгновение у меня возникло ощущение невесомости. Потом раздалось жужжание. Сначала я не сообразила, что означает этот звук. Но когда я почувствовала, как что-то ужалило меня в щеку, я поняла, что Саси попал ногой в подземное осиное гнездо.

– Сэм! – закричала я и спрыгнула с пони, который стучал копытами по земле, поднимая в воздух густые клубы пыли.

– Теа, – отозвался он.

Его голос, такой спокойный, и замедленная реакция привели меня в ярость.

– Помоги! – кричала я, хлеща себя по щекам. – Помоги!

– Теа, – повторил он, подходя ко мне, – послушай меня. Послушай.

Я яростно трясла головой, чувствуя, как распухают мои щеки. Дышать становилось все труднее, а руки быстро покрывались красными волдырями. Я знала, что такие же волдыри покрывают и мою шею. Во рту появился привкус желчи.

– Теа, – снова произнес Сэм и коснулся моей руки. – Посмотри на меня.

Но я не могла этого сделать. Я смотрела на Саси, который яростно кусал свою ногу, в которую его ужалила оса. Я смотрела вдаль, на дубовые леса, отделяющие нас от дома. Я смотрела на синее безоблачное небо. Я чувствовала, как учащенно бьется мое сердце. Я ощущала запах своего пота.

– Это не полное гнездо, – произнес Сэм. Его голос звучал как будто издалека. – Их тут немного. Ты должна вести себя спокойно, если не хочешь, чтобы стало еще хуже. Теа, ты меня поняла? Вот видишь, их уже нет.

Я посмотрела на него.

– Как Саси? – спросила я.

– С ним все в порядке. Он такой большой! – сказал он, и я поняла, что я не большая, что мое затрудненное дыхание, мое красное исцарапанное лицо являются доказательствами того, что я маленькая.

– Сколько на мне укусов? – неестественно высоким голосом спросила я.

– Не так уж и много.

Но я знала, что он лжет. Сэм никогда не умел мне лгать.

– А-а-а, – простонала я, ощущая, как сжимается мое горло. – А-а-а.

Мы были за много миль от дома. Я знала, что бывает с людьми, которых искусали осы. Их горло распухает, они не могут дышать, и все это происходит очень быстро.

Я начала плакать, сжимая пальцами горло. Я чувствовала, как мои ногти оставляют отметины, и знала, что умираю.

– Теа! – произнес, почти прокричал Сэм. – Ты сделаешь только хуже. Посмотри на меня.

Он положил свою руку на мою воспаленную щеку, и его ладонь показалась мне такой прохладной. Он обхватил мое лицо обеими ладонями и заставил меня посмотреть ему в глаза. Он не позволял мне отвести взгляд, и постепенно мне стало легче дышать.

– Ты как заклинатель змей, – еле слышно прошептала я.

– Делай, что я тебе буду говорить, – снова сказал Сэм.

Он помог мне сесть в седло и пошел рядом с неспешно бредущим Саси, держа меня за руку. Он не умолкал ни на секунду, рассказывая мне о ранней ежевике, о новых препятствиях, которые нам с Саси предстояло преодолеть, о маме, о папе и о Джорджи. Одним словом, обо всем и ни о чем. Самым главным в этом разговоре был звук его голоса.

Мы вернулись домой поздно из-за того, что шли очень медленно. Мама испуганно вскрикнула, увидев мои распухшие щеки, губы и веки. Сэм поднял руку, чтобы смахнуть волосы со лба, и я заметила, что она дрожит. Это было доказательством того, что он сильно испугался. А его страх свидетельствовал о том, что мне угрожала опасность, но своим спокойствием Сэм меня спас. Он всегда был спокоен в те моменты, когда меня охватывала паника.

Но здесь… Здесь я никак не могла оказаться за много миль от лагеря. Я знала, что за мной будут следить, как никогда раньше не следили.

Прежде чем войти в домик, я постучала. Впрочем, вскоре я должна была избавиться от этой привычки. Наш домик никогда не запирался. Здесь вообще никакие двери не запирались. Возможно, запирался домик директора, расположенный сразу за Площадью. А может, где-то в Замке имелся сейф с ценностями. Мне было все равно. Я бы не возражала, если бы Доуси или кто-то другой взял что-то из моих вещей. Я все равно не привезла с собой ничего особенно ценного.

– Есть кто-нибудь? – крикнула я, разуваясь у двери.

В лучах утреннего солнца кружились пылинки. В домике царил идеальный порядок, который навела Доуси. Здесь даже не нужно было застилать постель.

Я сняла сапоги. Тонкие носки, в которых я обычно ездила верхом, промокли от пота, и моим разгоряченным ступням и голеням воздух показался прохладным. Мне необходимо было насыпать талька в сапоги для верховой езды. В конюшне наверняка есть тальк, но я забыла его там поискать. Верховая езда занимала лишь малую часть из всего проводимого с лошадью времени.

Сначала я подошла к шкафу Сисси, но в нем оказалась только одежда. Полшкафа было занято вечерними платьями. Шелк мягко зашуршал под моими пальцами. Я думала, что у меня много одежды, но гардероб Сисси был втрое больше моего. А в последний год мама не покупала новую одежду ни для себя, ни для меня. Она сказала, что ввиду окружающей нас бедности это было бы дурным вкусом.

В ящике стола Сисси я увидела несколько ручек и письмо от ее матери. Слово «получено» на конверте было написано с ошибкой – «получино». Письмо было коротким, это был рассказ о происшедшем за неделю, во время которой мама и отец Сисси «не занимались ничем особенным». Тут же лежал новехонький роман под названием «Искусство дружбы». Я обвела пальцем тисненую лилию на красной обложке книги. Мама назвала бы этот роман глупым. На туалетном столике лежала щетка для волос, забитая каштановыми волосами Сисси. В другом ящике стола я обнаружила три флакона французских духов, все полные. Я не замечала, чтобы от Сисси пахло духами. В глубине ящика лежал свернутый бархатный мешочек с кармашками для ювелирных украшений. Я поднесла к свету сережки-гвоздики с безупречными темно-розовыми рубинами. Под стеклом овального медальона, на котором были выгравированы чьи-то инициалы, лежала прядка волос, видимо, принадлежавших кому-то из умерших родственниц Сисси. У меня никогда не было таких красивых украшений. Мама говорила, что когда-нибудь все ее украшения достанутся мне, но теперь я не была уверена, что так оно и будет. Все они хранились в сейфе. Как будто там, где мы жили, до них мог добраться кто-то посторонний.