К. А. Такер - Одна крошечная ложь (ЛП)

Возникает пауза. Я не смотрю на нее, но уверена, что челюсть у Рейган отвисла.

— Ох…что ж, мне стоит о чем-нибудь беспокоиться?

Хватаю косметичку и иду к двери, но останавливаюсь, положив руку на ручку. Словно глубоко задумалась, я поднимаю глаза к потолку.

— Не думаю. Ну, пока я не начну… — Я небрежно взмахиваю рукой. — Ой, не бери в голову. Это, скорее всего, не повторится.

На этом я тихонько выскальзываю за дверь. Я прохожу около четырех футов, прежде чем начинаю смеяться, да так громко, что в ближайшей комнате кто-то стонет:

— Заткнитесь!

— Я тебе припомню, Ливи! — визжит Рейган за закрытой дверью, и за возгласом следуют завывания от смеха.

Иногда юмор и правда помогает.

* * *

— Я понял, что сообщение написала Кейси, — говорит Штейнер.

Он запрокидывает голову, чтобы выпить остатки кофе…из самой большой кофейной чашки, которую я когда-либо видела. Я же, напротив, позволила своему кофе остыть, едва притронувшись к нему, пока доктор Штейнер выжимал из меня все унизительные подробности первой недели моей жизни на кампусе.

Он — мастер вытягивания подробностей. Я помню, как, поначалу, его за это ругала Кейси. Тогда моя сестра была сломлена. Она отказывалась что-либо обсуждать: аварию, потерю, свое разбитое сердце. Но под конец интенсивной терапии доктор Штейнер вытянул из Кейси все детали и при этом помог исцелиться.

Меня она тоже предупредила, еще в то время, когда начались телефонные звонки. «Ливи, просто расскажи все, что он хочет знать. Так или иначе, он все равно выяснит, так что облегчи свою участь и просто ему расскажи. Да он все равно уже все знает, скорее всего. По-моему, он использует какие-то джедайские штучки».

За три месяца наших сеансов нетерапии мне ни разу не довелось вести с доктором Штейнером действительно тяжелых разговоров. Не было ничего такого, что я бы назвала слишком болезненным, трагичным, того, что тяжело было вспоминать. Да, он правда предлагал мне заниматься такими вещами, при одном воспоминании о которых сердце трепетало. Например, банджи-джампингом или просмотром всех частей фильма «Пила», которые обеспечили меня ночными кошмарами на целую неделю. Но обычные наши беседы о маме с папой, о моих детских воспоминаниях, даже о дяде Рэймонде и причине нашего с сестрой бегства из Мичигана никогда не были тяжелыми и не причиняли неудобства. По большей части, они были приятными.

Но все же двухчасовое обсуждение моих пьяных поцелуев и последствий этих приключений выжало из меня все соки и заставило лицо пылать. Я понимала, скорее всего, он будет спрашивать меня о прошлой субботе. Я планировала замять самые унизительные моменты, но доктор Штейнер нашел способ выведать все детали до последней.

— Ты многого добилась за месяцы нашего общения, Ливи.

— Не очень-то, — бормочу я.

— Ради всего святого, ты сегодня вечером идешь на свидание с парнем!

— Это не совсем свидание. Скорее, это…

Он небрежно взмахивает рукой, обрывая мой протест.

— Три месяца назад ты без раздумий променяла бы парня на учебник.

— Наверное. — Я убираю прядь волос, брошенную в лицо легким ветерком. — Либо так, либо просто потеряла бы сознание и рухнула.

— Именно, — фыркает доктор Штейнер.

Повисает пауза, и я кошусь на доктора.

— Это значит, что терапия окончена? Только посмотрите на меня. Я едва не стала эксгибиционистом. И если в скором времени не перестану ходить на вечеринки, Вам придется определить меня в программу помощи алкоголикам.

Доктор Штейнер разражается громким, неистовым смехом. Когда его веселье проходит, он некоторое время пристально смотрит на свою чашку и кончиком указательного пальца водит по ее краю.

Я начинаю нервничать. Доктор Штейнер редко так долго молчит.

— Я позволю тебе жить студенческой жизнью так, как этого хочешь ты, — тихо произносит он. — Тебе не нужны мои наставления о том, что делать и как веселиться. Ты сама должна принимать такие решения.

На меня волной накатывает странное спокойствие и, с облегчением вздохнув, я откидываюсь на спинку скамейки. Насколько быстро доктор Штейнер ворвался в мою жизнь, настолько быстро он из нее уходит.

— Наверное, Кейси ошибалась, — говорю я себе.

Это заявление снимает с плеч ношу, а я и не осознавала, что она там есть.

Я снова слышу тихий смех.

— Ох, твоя сестрица… — Он замолкает, когда мимо нас проезжает группа велосипедистов. — Когда Кейси попала ко мне на лечение, я задумался о тебе, Ливи. Правда задумался. Я задавался вопросом, как тебе удалось настолько хорошо справиться, учитывая все обстоятельства. Но я был слишком занят Кейси и Трентом, а ты, казалось, двигалась по правильному пути. Даже когда весной Кейси обратилась ко мне со своим беспокойством, я скептически к этому отнесся. — Он снимает очки и трет глаза. — С такими людьми, как твоя сестра, очевидно разбитыми, работать легко.

Я хмурюсь, потому что его слова ставят меня в тупик.

— Но ведь я не похожа на нее? — Я замечаю дрожь в своем голосе.

Доктор Штейнер качает головой, и я получаю свой ответ прежде, чем он произносит хоть слово.

— О, нет, Ливи. Вы много в чем удивительно похожи, но в этом вопросе все иначе.

— Правда? Мне всегда казалось, что мы — полные противоположности.

Он хохотнул.

— Вы обе упрямы, как ослы, и остры на язык, как удар кнута. Разумеется, твоя остроумность чуть менее обидна. Твоя сестра не скрывает свой характер, но… — Он поджимает губы. — Ты несколько раз поражала меня своими вспышками. А меня непросто удивить.

Я наблюдаю за велосипедистами на другой дорожке, пока перевариваю его слова, и на моих губах появляется крошечная улыбка. Подобным образом нас с сестрой никто и никогда не сравнивал. Из нас двоих я всегда была старательной и ответственной. Надежной. Осторожной, спокойной и рассудительной. Моя сестра же — зажигалка. В тайне я ей завидовала.

И я думаю о прошедшем лете. Оно было под завязку забито тем, что, как я думала, никогда не совершу, и многим другим, о совершении которого я никогда даже не задумывалась. Большую часть из них совершала и Кейси, на пару со мной попадая в неловкое положение.

— Это лето было интересным, — признаю я с улыбкой.

Я поворачиваюсь к седеющему доктору и в надежде на ответ задаю единственный вопрос, на который прежде он не отвечал.

— Зачем Вы заставляли меня все это вытворять? Какой на самом деле в этом был смысл?

Он поджимает губы, словно раздумывает над ответом.

— Ты бы поверила тому, что все это совершалось исключительно ради моего собственного развлечения?

— Возможно, — честно отвечаю я, чем зарабатываю от него смешок. — Я имею в виду, что понимаю цель усиленного хождения на свидания, но не понимаю, как мне помогли уроки танца в линию и изобилующая ругательствами речь. По-моему, это бы вызвало обратный эффект. Знаете…нанесло бы огромную психологическую травму.