Сарина Боуэн - Он

Отсутствие Килфитера, безусловно, очень заметно. Он был настоящим талантом. В смысле, есть, поправляюсь я, ведь пацан же не умер. Его гомофоб-папаша решил, будто сделал умный шаг, забрав своего сына из одного из самых престижных тренировочных заведений в стране. Ну вы понимаете, ведь в «Элитс» кишмя кишат извращенцы. Дебил.

Я подкатываю к воротам, где хмуро стаскивает шлем Брайтон, мой пятнадцатилетний вратарь.

— Я был сегодня собачьим дерьмом, — сообщает мне он.

— Просто день такой. Неудачный, — говорю я с улыбкой. — И собачьим дерьмом ты не был. Ты остановил больше, чем пропустил.

— Я пропустил целых семь.

— Бывает. Но ты, парень, все делал правильно. — Я не обманываю — сегодня Брайтон четко выполнял все мои указания. Просто вышло так, что Весовы указания форвардам были лучше.

Я дую в свисток, подзывая второго своего вратаря, и тот подкатывает к нам с такой же угрюмой физиономией.

— Я играл, как…

— Дай угадаю. Как собачье дерьмо? — Я усмехаюсь Брадовски. — Да, мы с Брайтоном уже прошлись по этой теме. Но послушайте, парни, вы сегодня старались и сыграли нормально . Я не хочу, чтобы вы возвращались в общежитие и весь вечер хандрили, окей?

— Окей, — соглашаются они хором, но не особенно убедительно.

Я вздыхаю.

— Взгляните на это с другой стороны. Брайтон, ты пропустил семь из… — Я обращаюсь к скользящему мимо Джорджи: — Сколько раз парни Веса пробили по сетке?

— Тридцать пять, — на ходу отзывается он.

— Семь из тридцати пяти, — говорю я Брайтону, потом быстро подсчитываю в уме. — То есть двадцать процентов. А ты, Брадовски, пропустил восемь, но остановил почти так же много, как Брайтон. Не такая уж и плохая статистика. — Я хмыкаю. — Мы с тренером Весли раньше постоянно устраивали соревнования со штрафными. Бывали дни, когда он пробивал меня пять раз из пяти.

У Веса, видимо, загорелись уши, потому что он внезапно появляется у меня за спиной.

— У вас тут все в норме?

— Угу. Рассказываю ребятам, как ты задавал моей заднице жару во время штрафных.

Когда его брови подскакивают вверх, я понимаю, что он вспоминает наше последнее противостояние. Ну круто. Теперь я тоже об этом думаю. Остается надеяться, что дети не замечают окрасивший мои щеки румянец.

— Да, против меня у Каннинга не было ни единого шанса, — говорит Вес, быстро оправившись. — И кстати, с любой стороны гола. Неважно, был ли я с клюшкой или с вратарской перчаткой — он вечно проигрывал.

Я сужаю глаза.

— Ху… херня. Забыл, кто выиграл в последний раз?

Надо отдать Весу должное — на этот раз он не ведет и бровью, хотя мы оба знаем, что он помнит исход того последнего раза.

Пацаны рядом хихикают.

— Переигровка! — вдруг выпаливает Брайтон.

У Брадовски загораются глаза.

— Точно! Переигровка!

Мы с Весом переглядываемся. Вообще пацанов следовало бы загнать в душевую, чтобы они не опоздали на ужин, но Брайтон с Брадовски уже со свистом уносятся прочь и собирают ребят, которые еще не успели уйти в раздевалку.

— Тренер Каннинг и тренер Весли пробивают штрафные!

Что ж. Похоже, отвертеться нам не дадут.

Вес подмигивает мне.

— Ставки те же?

— Натурально.

Мы оба усмехаемся тому, какое слово я выбрал.

Десять минут спустя мы уже одеты и расходимся на позиции. Наша аудитория увеличилась — у борта собрались даже тренеры во главе с Патом. Я в полной снаряге, потому что, уж извините, но стоять без защиты, пока меня расстреливает новый форвард «Торонто», я не намерен.

С показушной грацией Вес скользит по льду к синей линии, потом останавливается и смотрит в упор на меня. От порочного блеска в его глазах у меня ускоряется пульс. Я практически слышу, как он мысленно насмехается надо мной — готовься взять в рот, Каннинг .

Сделав вдох, я стучу клюшкой по льду. Звучит свисток. Вес разбегается. Молниеносный удар — и по катку эхом разносится восторженный рев. Гол .

Черт. Сегодня он настроен серьезно. Стряхнув с себя неудачу, я концентрируюсь и следующие два удара ловлю, чем зарабатываю свою порцию аплодисментов.

Вес с ухмылкой примеривается к следующей шайбе.

— Ну что, готов?

Засранец повторил ровно те же слова, которые сказал вчера ночью перед тем, как засунуть свой член в мою задницу. Ох и любит он повыносить мозг, мой бойфренд.

Погодите-ка, что?

Шайба пролетает мимо меня, и я даже не успеваю отреагировать, потому что мое сознание еще спотыкается о последнюю мысль.

Мой бойфренд? Я же вроде смирился с тем, что нам не быть вместе. А теперь вдруг думаю о нем, как о своем бойфренде?

Я отметаю эту мысль в сторону и заставляю себя сосредоточиться на защите ворот. Когда моя перчатка ловит последнюю шайбу, я с облегчением выдыхаю. Я пропустил всего две. А значит мне надо забить ему две для ничьей или три для победы. С учетом того, что он и близко не так хорош в сетке, как я, можно считать, что выигрыш уже у меня в кармане.

Но он выглядит в сетке уж слишком непринужденно. Серые глаза за маской насмехаются надо мной, и когда он кричит: «Ну-ка, покажи-ка, что у тебя есть», я слышу в его голосе смех.

Нахальный ублюдок уверен, будто может остановить меня.

Блядь. Нахальный ублюдок и впрямь меня останавливает. Моя первая шайба попадает ему в перчатку.

Я стискиваю зубы и во время второго удара пытаюсь перехитрить его, но его зоркие глаза считывают мой финт. Эту шайбу он останавливает щитками, а третью отбивает клюшкой. Черт. Для ничьей следующие две мне необходимо забить.

Пацаны издают радостный возглас, когда моя четвертая попытка оказывается успешной. Пролетев мимо плеча Веса, шайба попадает в ворота.

— Последний удар! — нараспев кричит Вес. — Ох, как же ты всосешь, Каннинг!

Я знаю, что в его устах это не фигуральное выражение.

Брайтон начинает хлопать по бортику, организуя барабанную дробь, и к нему сразу присоединяются и остальные дети. Стук звучит в такт размеренному биению моего сердца. Я делаю вдох, затем подъезжаю вперед. Размахиваюсь, прицеливаюсь и осуществляю удар.

Шайба со свистом рассекает воздух.

Я мажу.

У пацанов сносит крышу, и Вес триумфально прокатывается вдоль бортика, пока они дают ему пять. Я с подозрением наблюдаю за ним. И когда это он научился так хорошо защищаться? Четыре года назад он был в этом почти полный ноль.

Отодвинув эту мысль, я принимаю соболезнования от своих вратарей, которые на самом деле выглядят очень даже довольными. Видимо, мое поражение заставило их осознать, что порой лажают и самые лучшие.

Когда дети гурьбой устремляются к раздевалкам, Вес подкатывает ко мне и выгибает бровь.

— Одно из двух: или ты разучился бить, или ты мне поддался.

— Не поддавался я, — цежу я сквозь зубы. И тут мне в голову приходит внезапная мысль. Во время тех штрафных перед колледжем… уж не поддался ли он тогда мне? Потому что парень, которого я сегодня увидел в воротах, был совсем не похож на того, кто стоял там четыре года назад…