Чарльз Шиэн-Майлс - Просто не забывай дышать

— Да, погоня за парнями делает такое со мной.

Его глаза немного расширились, и затем он усмехнулся.

Я покраснела еще больше, если такое возможно.

Мы приближались к ресторану Тома, закусочной недалеко от кампуса.

— Остановимся на завтрак? — говорит он. — За мой счет. За то, что ты составила мне компанию.

Хотела ли я, чтобы Дилан купил мне завтрак? К чему это приведет? Тревожные сигналы просто надрывались, но я не могла придумать аргументов.

— Да, спасибо.

Две минуты спустя мы сидели за ярким столом в стиле пятидесятых. С ярко-красными стульями и черно-белой клеткой повсюду — это было ужасно для глаз. Но там было комфортно. Не в закусочной. Было комфортно быть здесь с Диланом.

Уставшая официантка, которая выглядела так, словно она проработала всю ночь, приняла наш заказ.

Я заказала яичницу, пшеничный тост с кусочками помидоров и стакан апельсинового сока. Дилан — бекон и омлет с сыром, блины, ветчину, булочки с соусом, кофе и драники. Я не знала, как на столе поместится вся эта еда.

Я не могла ничего поделать.

— Много ешь?

Он усмехнулся.

— В армии зарабатываешь аппетит. Я могу поглотить много пищи в эти дни.

Пока мы ждали целую тонну его завтрака, я спросила:

— Прости, хм… я знаю, это странно, но кроме работы на доктора Форрестера, я не очень много знаю о том, что ты делаешь все дни.

Он откинулся назад и посмотрел на меня со странной улыбкой на лице.

— Это слишком личный вопрос, — ответил он.

О, ничего себе. Это было то, что я сказала ему в самолете целую жизнь назад.

— Ты помнишь это?

— Я бы ответил, но не хочу нарушать правила.

— Очень смешно, — сказала я, морща нос.

Он усмехнулся и сказал:

— Ладно, справедливо. Ты первая.

— Что?

— Я не буду говорить, помню я это или нет. Но ты можешь задать первый вопрос.

Я рассмеялась и покачала головой.

— Хорошо. Полагаю я могу позволить себе один: почему ты выбрал из всех других именно Колумбийский Университет?

Он пожал плечами.

— Веришь или нет, Колумбия имеет много контактов с ветеранами. Один из парней нашел меня в больничной палате на Уолтер Рид еще в марте. Остальное уже история.

В этот момент он сидел, откинувшись на стуле, одна рука опиралась на свободное сиденье рядом с ним. Я откинулась назад на своем стуле, вытянула ногу и положила на пустой стул.

— Твоя очередь, — говорю я.

Он посмотрел на меня, и я, немного покраснев, посмотрела на стол.

— Прошлой зимой ты пыталась решить, о чем писать в итоговой работе. На чем ты остановилась?

Я делаю глубокий вдох и поднимаю на него глаза.

— Не могу поверить, что ты помнишь это. В смысле… ты был на войне, получил пулю, тебя подорвали и госпитализировали, и ты помнишь, как я мучилась с итоговой работой?

На его лице появилась улыбка.

— Сейчас я задаю вопрос.

Я закатила глаза.

— Хорошо. Я закончила работать над судебными документами — бумагами ответчиков в деле по изнасилованию девятнадцатого века.

— Ого, — говорит он. — Это фантастика. Я с удовольствием почитал бы его когда-нибудь. Возможно, не понял бы ничего из правовой терминологии, но я заинтересован.

— Не недооценивай себя, Дилан. Ты, может, и мыслишь в другом направлении, нежели я, но ты умный парень.

— Больше нет, — сказал он, поморщившись и надавив на свой лоб.

Я поморщилась, жалея, что сказала это.

— Моя очередь?

Он кивает.

Я задумываюсь. Так много того, о чем я хочу узнать. И большинство близко к тому, чего мы избегаем, слишком много того, что может нарушить правила, слишком много того, что принесет боль. Наконец, я говорю:

— Самое лучшее, что случилось в Афганистане? Я знаю, что там был ужас, война. Но были ли там светлые моменты?

Он сглотнул и кивнул. Я была поражена, увидев слезы в его глазах.

— Прости. Я не имела в виду…

Он поднял руку, призывая остановиться.

— Все в порядке, — он сделал глубокий вдох и ответил: — Хорошо. Мы были в глуши. Я имею в виду… Маленькая деревушка посреди ничего, которая называлась Дега Пайан. Она находится в горах, и несколько лет назад туда не было дорог. Мне кажется, до нее где-то пять часов езды. Итак, мы там. Помогаем раздавать еду. Повсюду работники ООН. Мы пытаемся произвести хорошее впечатление и все такое прочее. И вот эта маленькая девочка, стоит там и смотрит на нас. Полагаю, ей… около двенадцати, возможно? Я мог бы представить ее, ходящей в среднюю школу, если ей разрешили бы ходить в школу, что маловероятно. Тем не менее, она улыбалась и дурачилась. Ковальски… он был из Невады. Тоже из какой-то глухомани, честно говоря. Ковальски дал ей конфету, она обняла его. А затем он разворачивается и идет к нам, а мы слышим «клик». Все в панике, я смотрю вниз, вижу гранату. Кто-то из толпы бросил ее, и она приземлилась прямо к ногам девочки.

О, мой Бог. Это был его светлый момент? То хорошее, что случилось с ним?

Сейчас его глаза действительно были красными, когда он говорил:

— В любом случае, Ковальски… он кинулся на гранату. Он накрыл ее, чтобы оградить девочку. Граната взорвалась… Ковальски просто измельчило на кусочки. И знаешь… эта маленькая девочка… была не тронута. Ни капли крови. Он увидел эту маленькую девочку и просто… решил пожертвовать своей жизнью ради нее.

Он не может плакать, а я могу. Я не могу ничем помочь себе. Потому что, когда он рассказывает эту историю, похоже на то, что я могу заглянуть в его душу, и, Господи, это ранит.

— Прости, — говорю я. — Прости, что спросила. Мне жаль, что это случилось.

— Нет, — он качает головой. — Не надо. Ты не поняла? Можешь представить… героизм? Это самый светлый момент из всех. Он даже на секунду не задумался о себе. Все, о чем он думал, — это маленькая девочка и спасение ее жизни.

Я шмыгаю носом.

— Хорошо. Если я спрошу тебя о чем-то, что заставит меня плакать, когда я это услышу, эм… можешь запретить этот вопрос?

Он мягко улыбнулся и сказал:

— Если хочешь.

— Тогда твоя очередь.

Официантка принесла наш заказ. И дайте мне рассказать вам. Мне было на самом деле интересно, сколько он съест. Она принесла ему два подноса. Серьезно. Он пытался как-то составить тарелки, и все кончилось тем, что они заняли три четверти стола. Блинчики стояли перед ним, он полил около десятка тысяч калорий сиропа и масла, затем начал есть.

Он сглатывает и говорит:

— Хорошо. Какое твое любимое занятие здесь, в Нью-Йорке?

Я откусывала маленький кусочек от тоста, пока думала. Затем я нахмурилась. Что я любила делать? Конечно, у меня были увлечения. Мы с Келли собирались вместе. Шли в библиотеку Батлера. Устраивали пикник в парке Риверсайд. Что еще? Не то, чтобы я не развлекалась в колледже, на самом деле это не так. Просто это… это все я не могла приписать к любимым занятиям. За исключением одного. И это… сидеть в офисе доктора Форрестера. С Диланом.