Юлия Данцева - Жена Кукловода

Трехэтажное здание административного корпуса явно было построено в советские времена и носило следы небрежного «точечного» ремонта. Только кое-где, видимо в вип-номерах, деревянные рамы, рассохшиеся и с облупившейся краской, уступили место новеньким пластиковым. На потрескавшемся козырьке мужественно цеплялась за бетон и трепетала под ударами ветра тоненькая березка.

Людмила осторожно поднялась по ступенькам, покрытым сеткой трещин и небрежными заплатками из бетона, и не без труда открыла тяжелую дверь.

Холл был пустым, гулким и холодным. Серый истертый гранит пола, стены – до половины обшиты деревянными рейками, потемневшими и с облупившимся лаком, сверху покрашены серо-зеленой краской. За стойкой регистрации, тоже обшитой деревом, никого не было.

Людмила простояла около нее двадцать минут, нервно сжимая в руках паспорт, путевку и санаторно-курортную карту.

Хотела уже позвонить Руслану, пожаловаться, что он отправил ее в закрытый и заброшенный санаторий, когда за стойкой словно материализовалась из воздуха женщина с бесцветным, вылинявшим лицом. Жидкие волосы, утянутые в пучок, роговые очки. «Вылитая библиотекарша, или смотритель в музее», - подумала Людмила. Сходства добавлял грубой вязки темно-серый «деревенский» платок, в который куталась женщина.

Она строго посмотрела на Людмилу сквозь толстые стекла очков и взяла документы. Пальцы у женщины оказались узловатыми и холодными.

- Так, значит, - произнесла женщина, не отрываясь от бумаг. – Не сезон сейчас, пациентов мало, врачи не все. Ингаляторий не работает. Ванны не все отпускаем, гидромассаж тоже - сестра уволилась. И отопления нет, холодно. Вещи-то теплые есть?

- Есть, - ответила Людмила. – А вай-фай работает?

Женщина посмотрела на нее с жалостью, как на больную.

- Только в холле. В номерах не ловит.

Ей стало тревожно и тоскливо, больше всего хотелось оказаться дома, в тепле и безопасности. Она нащупала в кармане телефон, но звонить Руслану передумала, представив недовольное лицо профессора Сикорского.

Тем временем женщина закончила заполнять документы и небрежно бросила на стойку книжечку с названием санатория и ключ с брелоком – деревянным бочонком, потемневшим и выглаженным сотнями и сотнями рук.

- Санаторная книжка. Процедуры назначит врач. Еще успеете сегодня, до одиннадцати. Завтрак в девять, обед в два, ужин в семь. Номер триста тринадцать. Лестница налево.

«Отлично, - подумала Людмила. – Только тринадцатого номера не хватало».

Еще раз оглядела пустой неуютный холл, подхватила сумку и пошла в указанном направлении.

– Лифт сломан! – донеслось вслед.

«Хорошо, что взяла мало вещей, - подумала Людмила и закинула на плечо ремень от сумки.

Номер был, конечно же, на последнем, третьем этаже. Угловой к тому же. Из всех сомнительных достоинств этой комнатки, тесной, оклеенной унылыми зелеными обоями в серую полоску, с полутороспальной кроватью, исцарапанной тумбочкой в темных кругах от горячих стаканов, был большой угловой балкон с видом на свинцово-серый залив, грязно-желтые дюны и редкие, обтрепанные ветром сосны.

В номере было холодно, занавески шевелились, будто за ними кто-то прятался. Ветер с залива хозяйничал в комнате, прорываясь в щели рам, и Людмила зябко поежилась. Вспомнила, как Руслан настоял, чтобы она взяла теплый свитер и шерстяные носки, и улыбнулась.

Разложила вещи по полкам встроенного в стену шкафа, пропитанного затхлым запахом пыли и старых вещей.

Присела на кровать, поерзала, поморщилась от скрипа пружин матраса. Вспомнила о посещении врача. Натянула свитер, взяла санаторную книжку и вышла из номера в пустой коридор. Там было еще холоднее, чем в номере, ветер гулял вдоль стен, заставляя дрожать общипанные веера пальм в кадках.

Людмила спустилась по лестнице на первый этаж в лечебное отделение, нашла кабинет с номером сто один, подергала ручку. Кабинет оказался закрытым. Посмотрела на часы – без десяти одиннадцать. Села на холодное дермантиновое сиденье одного из целого ряда стульев, расставленных вдоль стены. Прислушалась: за дверью будто кто-то говорил. Снова встала, подергала ручку, даже постучала в дверь. Ответом была тишина. Разговор за дверью сменился бодрой попсовой песенкой, и Людмила поняла – в кабинете работает радио.

Подождав до пятнадцати минут двенадцатого, она вернулась в свой номер. Нашла в справочнике телефон лечебного отделения. Но кроме длинных хриплых гудков ей никто не ответил.

Людмила съежилась на кровати, обхватила себя руками, пытаясь согреться. Ветер шевелил ее волосы, пробегал по лицу, будто целовал холодными губами. Она закрыла глаза, попробовала уснуть, но в голову лезли разные тревожные мысли. От тишины звенело в ушах, тоненько посвистывало из щелей окна, чуть слышно дребезжало стекло, уныло шумели за окном сосны.

Согреться так и не удавалось, становилось все холоднее и холоднее, стучали зубы, пальцы онемели, и Людмила больше не чувствовала их. Сквозь закрытые веки вдруг начал просачиваться голубоватый мертвенный свет, и удивленная, она открыла глаза и вдруг поняла – она больше не в кровати и даже не в санатории.

Со всех сторон ее окружают ледяные стены. Три из них, покрытые изморозью, а четвертая – почти прозрачная. Клаустрофобией Людмила никогда не страдала, но ей жутко – стены давят, пространство слишком тесное. Она царапает ногтями твердый и обжигающе холодный лед, безуспешно пытается нащупать щель или трещину.

Вдруг до нее доносятся голоса. Сквозь прозрачную преграду Людмила видит старика в черном сюртуке и шляпе с высокой тульей и мужчину в вышитом золотым галуном камзоле и золотой короне. Принц… он так похож на Руслана… И тут Людмила понимает, отчего ей так холодно – вместо теплого уютного свитера на ней шелковое бальное платье с открытыми плечами и глубоким декольте.

- Мой принц, - старик вкрадчиво склоняется к своему собеседнику, - ваша Кукла прекрасна! Но она может сломаться. Или надоесть вам…

Принц подходит вплотную к прозрачной ледяной стене, что отделяет от него Людмилу. Она хочет докричаться до него, но внезапно понимает, что не может ни пошевелиться, ни разомкнуть губ. Застыла, словно изваяние.

Принц прикасается к ледяной поверхности, будто хочет погладить Людмилу по щеке, обводит контур ее губ.

- Мне не нужна другая, - голос такой знакомый, такой родной.

- Пойдемте, мой Принц. Скоро ваша коронация. Я прикажу лучшим мастерам сделать для вас новую Куклу. Достойную Короля.

Старик в шляпе берет Принца под локоть и хочет увести, а другой рукой дотрагивается до стены. Она тут же покрывается изморозью, теряет прозрачность. Людмила беззвучно плачет, и слезинки, тут же замерзая, с мелодичным звоном падают на ледяной пол.