Джоанна Лэнгтон - Жарче, чем тропики

Мари попыталась сесть. Она припомнила, что говорила Макана и что Баньяни ни разу не назвалась женой Джамала, хоть и засветилась от счастья, когда так ее назвала Мари.

По телу Джамала пробежала дрожь сдерживаемого чувства.

— Если бы ты проявила ко мне хоть малейший интерес, то узнала бы, что я не сторонник многоженства. Как и мой отец. Одной жены вполне достаточно для любого мужчины. Но нет, — с уст Джамала сорвался ядовитый смешок, — ты этого не хочешь понять. Твое слепое предубеждение просто смешно, а твои предположения непростительны для ученой дамы!

Белая как полотно, глубоко потрясенная, Мари замерла.

— Джамал, я…

— О, во имя всех богов — католических и африканских! Извинение хуже оскорбления. Ты, несомненно, еще веришь в грязную фантазию, что мужчины нашей семьи держат наложниц! Пусть европейцы считают, что мы примитивные, нецивилизованные, но наши нормы сексуального поведения гораздо строже, чем в Европе.

Погружаясь все глубже в болезненный самоанализ и испытывая чувство стыда, Мари не смела заглянуть в его холодные, осуждающие глаза.

— После смерти Адаз моему отцу подсылали молоденьких девушек в надежде, что я подберу из них себе невесту. Пока они находились в нашем доме, за ними вели неусыпный надзор. Их учили, одевали, кормили в поили, поэтому-то их отцы так охотно направляли к нам своих дочерей. А когда в стране наступила золотая лихорадка, они смогли подыскать подходящих женихов. К тому же многие мои родственники нашли жен среди этих девушек…

— Откуда мне было знать все это? — прошептала Мари.

— Тебя это просто не интересовало, — укорил ее Джамал. — Ты предпочитала верить злобной клевете, которую распространяла европейская печать. Та очернительская статья в парижской газете доставила немало неприятностей нашей семье и родственникам девушек. Мы посчитали ниже своего достоинства выступать с опровержениями подобного вздора.

У Мари голова шла кругом. Он обвиняет ее в нежелании знать правду, тыча носом в промашки. Он будто держал перед ней зеркало, а она не желала видеть собственное отражение. Как и большинство ее знакомых, она с готовностью поверила тому пасквилю. Почему? Это давало прекрасную возможность поразглагольствовать о лицемерии общества, которое требовало, чтобы молодые девушки жили до брака в соответствии с монашескими идеалами чистоты, и в то же время позволяло избранным держать наложниц.

Но у Мари была особая причина поверить в эту историю — она принимала все, что могло укрепить барьер, отделяющий ее от Джамала. Статья добавила ей решимости сопротивляться африканскому принцу, доказывая абсолютную чуждость его образа жизни.

Внезапно Мари, всегда гордившаяся своим пытливым и открытым умом, испугалась собственных предрассудков, в которых она погрязла лишь потому, что они ее устраивали. Как много предвзятостей она инстинктивно впитала в юности, когда младшая сестра ее матери Женевьева обреченно мучилась в несчастливом браке со своим суданским негром!

— Не знаю, что и сказать тебе, — отрешенно пробормотала Мари.

Так вот что выяснилось: он не женат! И никогда не имел жены. В его жизни нет другой женщины. Ее пронизывали короткие импульсы, сокрушая преграды, за которыми она укрывалась. Без их защиты она почувствовала себя слабой и уязвимой. И уже ощущала, как в ней растет облегчение. Джамал свободен… Последние линии ее обороны оказались разрушены. И это напугало ее до чертиков!

— Как ты поранилась?

Ее ресницы затрепетали, когда Джамал взял ее руку в свои. Глубокие царапины от ногтей Баньяни ярко выделялись на нежной коже.

Ее пальцы задрожали в его теплой руке. Она заметила, как черные полумесяцы его шелковистых ресниц опустились, как дрогнули ноздри, и у нее ком встал в горле. При желании Джамал может быть пленительно нежным.

Мучительная боль пронзила сердце Мари, она едва сдержала рыдание. Ты действительно поверила, что он тебя ударит? — спросила она себя. А он понял, что ты так подумала…

Мари с трепетом попыталась обуздать обуревавшие ее чувства.

— Это сделала Баньяни? — шепотом спросил Джамал.

— Не обращай внимания, — тихо ответила Мари, совершенно равнодушная к тому, как он узнал, что ее выманили из дворца и кто ее так исцарапал.

— Баньяни пригрозила Макане, той хватило ума все сообщить мне, но она сделала это слишком поздно, поскольку я был во дворце у отца, — объяснил принц. — Царапинами следует заняться врачу — как бы не проникла инфекция. Об этом нужно было позаботиться еще прошлой ночью.

Мари не хотелось отпускать его от себя, но она почувствовала в нем холодную отчужденность, словно он решил держать ее на расстоянии. И она не винила его за такое поведение. Зеленый свет — красный стоп-сигнал… Лихорадочный румянец сменил ее бледность. Она вспомнила его слова о том, что, отпусти он ее сейчас во Францию, она будет жалеть об этом всю оставшуюся жизнь. Вспомнила, в какое бешенство привели ее слова Джамала о том, что он дает ей второй шанс…

Некоторые истины ущемляют твою гордость, с болью признала она. Какой же трусихой я была пять лет назад, когда укрылась за своими предрассудками, отказывалась прислушиваться к голосу сердца. А ведь Джамал тогда говорил ей то, что она хотела услышать. Все дело в том, что ей было просто легче отказать ему, чем набраться храбрости и преодолеть собственные сомнения. Она испугалась тогда силы своего влечения.

Но какое, в конце концов, у них с Джамалом будущее? Говорить о браке было безумием. Конечно, он и не помышлял о супружестве, о таком, как его реально понимают у нее в стране и во всем цивилизованном мире. Она не сомневалась, что он вел речь о временном брачном контракте. Естественно, его отец, чье недоверие к чужестранкам было общеизвестно, и не мыслил ничего другого.

Чего Мари абсолютно не понимала, так это как справиться с собственными чувствами. Какого черта я не вступила с ним в связь в Париже? Тогда бы я избавилась от этого безумия, излечилась бы от него, с сожалением размышляла она. В скором времени я бы поняла, что у нас нет ничего общего, и моя страстная влюбленность умерла бы естественной смертью. И не было бы никаких осложнений, никакой агонии, того прошлого, которое возвращается сейчас и преследует меня, вызывая сожаление и горечь.

— Пожалуй, нам надо поговорить, — неуверенно пробормотала Мари.

— Я всегда готов к разговору с тобой. — В глазах Джамала промелькнула улыбка, приведя ее в смущение.

Пораженная конфликтом своих чувств, Мари все еще сомневалась, стоит ли ей откровенничать.

— У меня есть… предложение.

— Оно касается твоего отлета? — пожелал уточнить Джамал.

— Да. Ну, очевидно, мне лучше вернуться домой. Но это… ну, это не значит, что я… ну, что я… — Мари разрумянилась и беспомощно запуталась в словах. — Что я исключаю возможность… ну… э… Конечно, не здесь, не в Нботу. Но ты же не должен все время торчать здесь!