Ольга Егорова - Розовая пантера

Когда она пришла сюда впервые, после того как приехала из Москвы и провалила вступительные экзамены в университет, она хотела просто посмотреть картины. Ходила, смотрела жадно и только потом поймала себя на мысли о том, что постоянно оглядывается. Ищет кого-то. Кого? А потом уже не могла ничего с собой поделать, каждый раз ноги сами вели ее сюда, и кровь пульсировала в венах — может быть, сегодня? Сейчас, вон в том зале, за поворотом…

Невозможно было придумать ничего более глупого. Даже Ассоль и та имела больше шансов осуществить свою мечту, потому что жила все-таки на берегу моря и каждый день видела проплывающие по нему корабли. Нет, «Алые паруса» — это не про нее, подумала Маша, про нее написана другая история. Тот самый анекдот, который она однажды случайно прочитала на обрывке газеты, свернутом в виде кулька для семечек. «Господи, помоги мне выиграть в лотерею», — без устали молился какой-то мужик, молился день и ночь, год за годом, пока наконец Господь Бог не вышел из себя и не прокричал ему гневно с небес: да пойди же ты в киоск и купи хоть один лотерейный билет, тупица!

Но и это, кажется, не про нее. Потому что она его уже покупала, свой лотерейный билет. Тогда, шесть лет назад, когда бежала сквозь дождь и колючий ветер, когда упала в грязь и разревелась, когда было так страшно… Билет оказался несчастливым. Стоило ли повторять попытку? Можно было заставить себя, заглушив страх, снова вернуться в тот дождь и ветер, к тому дому, к цифрам, написанным зеленой краской, — двадцать девять дробь пятьдесят. Заставить себя войти в подъезд, подняться, позвонить в дверь, не убежать прочь — дождаться, пока эта дверь распахнется. И увидеть — что? Глаза чужой женщины — жены? Глаза пятилетней дочки или трехлетнего сына? Или даже его глаза — чужие, не узнающие… Только и остается — смотреть каждый день на их копию и внушать себе, что и это уже счастье, пусть через копирку, пусть нечеткое изображение. Ходить по музеям. Бродить по набережной. Ждать. Просить: Господи, помоги мне выиграть в лотерею…

Маша вздохнула — поздно. И не стоит уже, наверное, ничего ждать. Нужно, пора бы уже начать устраивать свою жизнь. С Глебом. Привыкать к счастью через копирку, раскрашивать его — во все цвета радуги. Ведь рисовать-то она умеет, и неплохо. Только нужно поменять привычный когда-то карандаш на палитру с красками. Взять в руки кисть потолще и мазать, мазать. А что ей остается? Прийти сейчас домой и сказать: извини, Глеб, я поняла, что люблю другого? Кого? Попробуй-ка ответь на этот вопрос…

Ветер, налетев, бросил волосы на лицо, на мгновение закрыв от нее весь мир, превратив его в странные, ничего не значащие пшенично-серые полосы. Первые капли дождя накрыли ладонь, убирающую волосы с лица. «Нет уж, не пойду ни на какую выставку, — решила Маша, с трудом открывая тяжелую дверь в химчистку. — Нечего там делать. Поезд ушел. Пойду домой и буду… разукрашивать. Может, получится все-таки что-нибудь путное?»

Она расплатилась за чистку, получила чек и номерок, поблагодарила приемщицу, вышла за дверь и быстрыми шагами направилась обратно к дому, не понимая, почему ветер так настойчиво дует в противоположную сторону, не дает ей идти туда, куда она решила, твердо решила идти. Зовет почему-то обратно. Глупость какая, сколько же на самом деле можно торчать в этих музеях. Непонятно…

На пути ей попался газетный киоск. Тот самый, в котором она иногда по дороге на работу покупала газеты. «А если… — подумала она. — А вдруг?.. Подошла к киоску, протянула купюру, первую попавшуюся под руку пятьдесят рублей. „На все“, — тихо проговорила в окошко. „На все — что?“ — услышала в ответ. „Билеты лотерейные“. — „Какую лотерею?“ — „Все равно, не важно“. — „Моментальную возьмете?“ — „Возьму…“

Взяла в руки пять глянцевых прямоугольников, принялась стирать кончиками ногтей защитные полоски. Одна, вторая, третья…

«Вот тебе, Господи, еще пять лотерейных билетов», — швырнула в стоящую рядом пластиковую урну, уже заполненную такими же глянцевыми прямоугольниками.

Повернулась и пошла домой, преодолевая сопротивление ветра.

Она собиралась позвонить в дверь, но в последний момент передумала, решив, что не следует отрывать Глеба от работы. Представила его знакомое сосредоточенное лицо, склонившееся над надоевшими рекламными контрактами. Он не любит свою работу, но еще больше не любит, когда его отвлекают. Не стоит звонить, лучше войти неслышно, чтобы не беспокоить. Она войдет неслышно, он поднимет глаза, она увидит его глаза, он улыбнется и спросит: «Что так быстро?» Вот оно, счастье. Вот он, первый мазок кистью.

Открыла ключами. Вошла, беззвучно закрыв дверь. В квартире было тихо, только едва слышная музыка доносилась из старого радио, прикрепленного к стене на кухне. Она до сих пор помнила, как отец сверлил какие-то дырки в стене, чтобы провода были незаметными. И вдруг услышала:

— Я люблю тебя. Я тысячу раз тебе об этом говорил, почему ты не веришь?

«Верю», — собиралась уже ответить она, но слова замерли на губах — сознание, включившись в работу, успело предупредить ее — что-то не так. Некоторое время в квартире стояла все та же полутишина, потом она снова услышала его голос:

— Потому что пока не могу. Пока не могу, неужели ты не понимаешь? Она же дочка Бирюкова, самого Бирюкова дочка…

«Слава Богу, не дочка», — подумала она отстраненно, продолжая прислушиваться и все еще не понимая смысла происходящего.

— Это наш шанс, — продолжал Глеб, — наш единственный шанс.

Она уже слышала эти слова. Те же самые слова, в той же комнате, тем же голосом.

— Не знаю, еще месяц, может быть. Максимум два. Мне нужно будет немного укрепиться на своих позициях. Я не могу вот так сразу, пойми. Это будет слишком очевидно… Да при чем здесь нравственность, Господи, прекрати ты чушь нести! Какая нравственность… Пойми, Алина, это будущее. Я не могу его разрушить, ты не можешь от меня этого требовать. Да не сплю я с ней, я тебе уже сто раз говорил! Не сплю!

«Врешь, — пронеслось в голове, — последний раз два дня назад было… Эх, врешь!»

— Потому что не хочу. Ну пожалуйста, успокойся. Да, только с тобой. Да, только тебя. Конечно, увидимся. Нет, остаться на всю ночь не смогу. Ты же знаешь, ну перестань, пожалуйста, сколько можно… Потерпи еще немного. Конечно, мы будем вместе…

Она пыталась представить себе его лицо. И не могла — долго не могла почему-то. А потом вдруг вспомнила тень в его глазах. Во время их первого вечера — странную тень, промелькнувшую во взгляде, когда она назвала фамилию. Эту чертову фамилию. Каким-то непонятным образом этот человек — сколько лет она его уже не видела! — умудрился-таки в очередной раз плюнуть ей в душу. Косвенным образом, через посредника — так сейчас принято, сейчас все делается через посредников. На них, на посредниках, и держится современный деловой мир.