Инга Берристер - Традиция предков

Последний луч весеннего солнца осветил смуглое атлетическое тело мужчины. В отличие от девушки он не стеснялся наготы и не обращал внимания на прохладу, царившую в комнате. Заметив, что Бетти косится на кровать, он расстелил стеганое одеяло.

— Ты хочешь так, в открытую? — поинтересовался Симон подчеркнуто вежливо. — Не скрываясь под одеялом и не таясь? После всего сказанного, — свирепо добавил он, — полагаю, нам не нужны никакие условности, чтобы скрывать наши чувства, не правда ли? Потому что их нет. Мне казалось, что я знаю тебя, но я глубоко заблуждался. Я вообще не знал тебя. А ты мне казалась такой тонкой… нежной… — Он глубоко и грустно вздохнул.

Его слова больно задели Бетти. Ей хотелось закричать, что именно такая она и есть, и даже больше. Но она должна наказать их обоих и не собирается отступать, спасая свою или его гордость.

— Так что случилось? — Она многозначительно посмотрела на Симона. — Боитесь, что не справитесь со своим подвигом, Геракл?

— Каким? — ядовито спросил он, залезая на кровать, и, грубо обняв девушку за бедра, вплотную придвинул к себе. — Каким же? — настаивал Симон и, дав ей возможность ощутить степень своего возбуждения, прошептал на ухо что-то похабное, отчего Бетти прошиб холодный пот.

— Очень давно я научился пользоваться любым удобным случаем, который мне предоставляет жизнь, — мрачно обронил он. — Я рассказывал тебе, что подолгу работал в экспедициях и провести ночь с женщиной доводилось крайне редко. Не волнуйся, Бетти, я не подкачаю.

И я тоже, пообещала себе девушка, стараясь не поддаваться тошноте, подступившей к горлу от страха. Ее передернуло.

— Есть последние пожелания? — насмехаясь, спросил Симон, увидевший ее волнение.

Бетти покачала головой, не в силах смотреть на него. Лежа в объятиях, напоминающих грубую пародию на нежные объятия влюбленных, она оставалась холодной и равнодушной к прикосновению его рук. Мысль о несуразности происходящего постоянно сверлила ей мозг. Это она во всем виновата, потому что специально мучила, подначивала, распаляла и, наконец, возбудила его. И сейчас, когда столкнулась с плодами своего безрассудства, уже нет дороги назад.

— Нам стоит побыстрее покончить с этим, правда? — не унимался Симон.

Нетерпеливая рука коснулась ее шеи, пальцы мягко перебирали шелковистые пряди волос.

— Я всегда возвращаю долги. Запомните, милочка, — жестко сказал Симон и поцеловал ее.

Ледяная бесчувственность, с которой он сделал это, потрясла ее: Бетти помнила, как нежно и страстно это было раньше, как ее тело замирало, наливаясь желанием. А сейчас оно было холодным и отказывалось оттаивать. Да, Симон целовался мастерски, но этого уже было мало.

Когда тяжелая рука накрыла ее грудь, Бетти, протестуя, дернулась, забыв о том, что сама была инициатором этого безумия. Легкая дрожь пробежала по телу, когда он коснулся заветного места. Ей хотелось сомкнуть веки, но, посмотрев на Симона, девушка обнаружила лишь полное безразличие во взгляде и со стыдом была вынуждена наблюдать, как его пальцы медленно двигаются вверх по ее телу… достигают груди… и неспешными кругами ласкают сосок. Это должно было возбудить ее, она так хотела. Она стремилась утонуть в собственной обиде, чтобы потом, когда Симон уйдет, погасить любовь к нему воспоминаниями об этом унижении.

Но ее тело отказывалось повиноваться, ее плоть была такой же ледяной, как и взгляд Симона. Тело, в отличие от нее самой, знало разницу между искренним желанием и имитацией.

Когда Симон наклонился к ней, собираясь поцеловать, она резко дернулась в сторону, не в силах больше сносить этой пытки. Слезы душевной боли и отчаяния катились по ее щекам. Симон поднял голову и пристально, но по-прежнему холодно посмотрел на нее.

— Мне продолжать? — полюбопытствовал он.

Бетти хотела сказать «да», потому что жаждала, чтобы он пережил это унижение вместе с ней и узнал, каково ей… Но вмешался разум и заставил ее, не произнося «нет», покачать головой.

Она не испытала облегчения, когда мужчина отодвинулся. Не было ничего, лишь бездонная пустота, щемящее чувство безысходности и отчаяния.

Элизабет неподвижно лежала на кровати, не мигая, уставившись в потолок. Она знала, что Симон одевается, но не шевельнулась. Возможно, если она будет так лежать, судьба сжалится над ней, и она провалится куда-нибудь в непроглядную бездну. Она слышала, как Симон вышел из спальни и, закрыв за собой дверь, спустился по лестнице. Потом Бетти услышала, как хлопнула и входная, и завелась машина: он уезжал. Что ж, она теперь в безопасности, разве не так?

Долгое время девушка лежала на кровати, бесцельно глядя в пространство, не видя и не слыша ничего вокруг себя. Внезапно перед ней возникло отчетливое видение того вечера, когда они танцевали с Симоном. Какой желанной и любимой она была тогда! Слезы горечи и отчаяния душили ее, и не в силах больше сдерживать их, Бетти разрыдалась.

Она дотянулась до края одеяла, укуталась им и, наплакавшись вволю, уснула.

Звук потрескивающих поленьев разбудил ее и заставил открыть опухшие от слез глаза. Сначала Бетти подумала, что это сон, но огонь в камине горел. Она ощущала его тепло и видела пламя. Окна были зашторены, кто-то заботливо положил ей под голову подушку и укрыл покрывалом.

Почему-то ей подумалось, что это, должно быть, сделала бабушка. Но кто это стоит у камина и внимательно наблюдает за ней? Девушка не шевельнулась, лишь вздох вырвался из ее груди.

— Вы вернулись, — чуть улыбнувшись, сказала Бетти.

— А как же. Уж не думала ли ты, что я могу бросить тебя? — Симон подошел поближе.

Вспомнив все то, что она натворила, Бетти поежилась. И какая муха ее укусила?

— Ты плакала. Почему?

— Почему? — в недоумении переспросила она. — Вы действительно хотите знать ответ? — Девушка отвернулась и еле внятно произнесла: — Я хотела бы извиниться… за то… что я сделала. Я… я…

— О, дорогая, не надо, пожалуйста. Это я должен извиниться.

Вдруг Симон приподнял девушку, завернутую в одеяло, словно в кокон, и стал баюкать, будто она была ребенком.

— Мне жаль, что ты потеряла Бена. Я искренне сожалею, что расстроил твои планы: мне и в голову не приходило, что ты любишь его. Мне казалось, что смогу увлечь тебя. Понимаешь, я был настолько самоуверен, считая, что буду тебе лучшим мужем и любовником, помогу тебе забыть страх перед физической близостью… Я был полностью поглощен своими мыслями и не принимал во внимание те чувства, которые ты испытываешь к жениху. Что еще я могу добавить к этому?

Бетти лежала не двигаясь и молчала. Симон действительно сказал это или у нее теперь начались слуховые галлюцинации? Она, слегка нахмурившись, обвела взглядом спальню. Возможно, это сон, химера, созданная ее больным воображением.