Елена Веснина - Большие перемены

— Папа, папка, что с тобой? — заволновался Алеша. — Папа! Папа! Почему ты молчишь?

Он стал трясти отца, пытаясь привести его в чувство, но это ему не удавалось. Из-под ног покатились пустые бутылки.

— Ты что, отец? Ты пьян? — Ответа не последовало.

Алеша понимал, что надо остаться с отцом и проследить, чтобы все было в порядке. Он позвонил Маше:

— Маша! Машенька! Ты извини, но у меня возникли некоторые осложнения.

— Что случилось, милый? — заволновалась Маша. — Какие осложнения? Что? Ты не можешь говорить прямо? Ты передумал на мне жениться?

— Что ты, глупенькая. Как ты —могла так подумать! — Алеша помолчал и добавил: — Но я не смогу с тобой поехать в институт.

Через некоторое время Самойлов уже сидел на кровати с мокрым полотенцем на голове и морщась пил приготовленный Алешей антипохмельный напиток.

— Ты что, отец? Напугал меня до смерти, — упрекнул Самойлова сын.

— До смерти, говоришь? А мне, сынок, жить и не хочется.

— Не говори так!

— Почему не говори? Почему я не могу сказать то, что я думаю!

— Потому что думать так тоже нельзя. Ты что? Оказывал мне поддержку в трудный момент, говорил, надо быть сильным… А сам?

— А сам — упс! — развел руками Самойлов.

— Нет, так не годится, — покачал головой Алеша.

— Мне незачем жить! — обреченно заявил Самойлов.

— Неправда! У тебя есть ради кого и ради чего жить, — возразил ему сын.

— Алешка, — всхлипнул Самойлов и полез обниматься. Алеша аккуратно отстранил отца.

— Папа! У тебя есть я, есть Костя, твои дети. Даст Бог, скоро будут и внуки. Ведь я женюсь, и Костя — тоже.

— Да, да. С детьми, это… ты правильно. Обычно так и происходит после свадьбы, — согласился Самойлов.

— Но ты и про свою личную жизнь не забывай.

— Ты имеешь в виду Ирину?

— Да. Ты ведь говорил, что будешь ждать ее.

— Да, да… Ирина, есть ведь Ирина, — вдруг вспомнил Самойлов.

— Папа! Ты сумеешь полюбить Ирину или встретишь другую женщину. Жизнь с уходом мамы не заканчивается.

— Да! Ты прав, сын! — с энтузиазмом подхватил Самойлов, — С уходом жены жизнь только начинается!

Но энтузиазма хватило ровно на эту фразу, после чего Самойлов вновь загрустил:

— Ты знаешь, сынок, мне кажется, что Ирина, на самом деле, меня не любит. У нее так, детские фантазии…

— Папа! Как ты можешь! Ты же ей пообещал!

— Это да. Я всегда держу свое слово. Но понимаешь… Ее влюбленность — это было… как тебе объяснить… соперничество с сестрой.

— Прекрасно понимаю, — кивнул Алеша, вспоминая свое соперничество с братом.

— И тебе кажется, что это настоящее чувство? — поинтересовался Самойлов.

— А почему нет? Любовь может вырасти из чего угодно, из соперничества тоже.

— Сын, мне неприятно тебе это напоминать, но… Вы с родным братом тоже соперничали. И что? Большая любовь?

— У меня — нет, — пожал плечами Алеша. — Как оказалось. А Костя — ты же видишь, как он любит Катю.

— Но это не факт, что он будет с ней счастлив, — сделал вывод Самойлов.

— Папа! По-моему, тебе нужно не философствовать за бутылкой, а верить себе, верить своим сыновьям. И тогда у нас всех все получится.

— Ладно. А ты со мной сегодня посидишь?

— Нет, папа, — Алеша отвел глаза. — Сегодня мы с Машей подаем заявление в ЗАГС.

Самойлов расстроился:

— О, сынок, значит, и ты спешишь себя охомутать.

— Как будто это для тебя новость, отец.

— Нет, конечно. Ты давно уже настроился… жениться. — В голосе Самойлова звучала ирония.

— Папа, пожалуйста, не говори о моем желании в таком тоне. То, что было с Катей, — несерьезно, и ты понимаешь. А с Машей — это на всю жизнь.

— Да, Маша, хорошая девушка, — охотно согласился Самойлов. — Но вы могли бы подождать…

— Зачем? Я и сейчас уже ждать не могу. Опаздываю. Я побегу, отец?

— Беги, беги. Учишь отца, а сам его не слушаешь, — грустно кивнул Самойлов.

— Папа, я всегда тебя слушаю, ты знаешь. Просто понимаю, что у тебя состояние сейчас… нерадостное. Все пройдет, правда! Только не пей, папка! Держись!

— Даю честное благородное слово! — Самойлов прижал руку к груди.

— Отлично! Пока!

— Ты сегодня… вернешься? — с надеждой спросил отец.

Алеша ответил не сразу.

— Наверное, нет. Но я приду утром. Обязательно.

— Утром? — удивился Самойлов, — Ну да… Понятно, почему ты спешишь.

— Пап, пожелай мне счастья! — улыбнулся Алеша.

— Желаю, — кивнул отец.

Дела в Левином ресторане шли прекрасно, он был доволен и собой, и жизнью. Он уединился в своем кабинете, чтобы выпить спокойно чашечку кофе и немного расслабиться. Но его умиротворенное состояние было разрушено самым бесцеремонным образом.

В кабинет решительно вошел некто в плаще с поднятым воротником и надвинутой на глаза шляпе. Этот некто, не говоря ни слова, положил перед Левой какую-то бумажку и быстро удалился.

— Э… В чем дело? Что это такое? — завопил Лева. Но дверь кабинета уже закрылась. Лева вздохнул и взял в руки оставленную бумагу. Он держал ее так, будто она была пропитана смертельным змеиным ядом.

В записке были слова, которые привели Леву в ужас: «Есть срочное дело, Лева. Жду у себя в гостях. Не придешь — грохну».

Лева посмотрел по сторонам — не подглядывает ли кто-нибудь за ним, потом свернул записку в бумажный шарик и бросил в мусорную корзину. Руки у него дрожали. Он взял чашку с кофе, от волнения разлил напиток. Потом вдруг бросился к мусорной корзине, достал только что выброшенную бумажку, положил ее в пепельницу и поджег. Пока бумага горела, Лева смотрел на нее не отрываясь. В его ушах звучал голос смотрителя: «Не придешь — грохну… не придешь — грохну…»

Марукин, занимавшийся делом смотрителя, решил поделиться своими соображениями с Буряком.

— Не могу я понять этого Родя, — сказал он. — Судя по материалам, он подпольный миллионер. А держится как постаревший хулиган. Урка мелкий.

— Нет, это не мелкая личность, — уверенно ответил следователь. — Я бы сказал, что Родь — очень страшный человек.

— Страшный? Чем же он страшен? — поинтересовался Марукин.

— Представь себе, Юрий Аркадьевич, он уморил родных детей, двух молодых пацанов. И при жизни-то он их унижал будь здоров, но это, как говорится, дело семейное. А потом ради наживы, ради своих планов и жизни их не пожалел.

— Неужели? Не может быть! — удивился Марукин.

— Все может быть. Ты тоже не первый год в органах. Всякого, наверное, насмотрелся.

— Да уж, это точно, — кивнул Марукин.

— Так вот. Я считаю, что сейчас этот Родь вовсе стал беспредельщиком. Он готов пойти на все, чтобы выбраться на волю и добраться до своих подпольных миллионов.

— Да где, где у него эти миллионы-то? — заволновался Марукин, потом резко сменил тон на насмешливый. — А я думал, что Корейко — это литературный персонаж.